“Сонет - стремительное чудо”

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПОЭТЕ, И НЕ ТОЛЬКО О НЕМ

 

Софья ТАРБЕЕВА 

 

Частенько отправляюсь я на городские книжные развалы: иногда с практическим смыслом - присмотреть что-нибудь для стремительно развивающейся внучки, иногда просто так, с чисто ознакомительной целью, как бы на вернисаж. Надо сказать, книжные базары - идеальное место для размышлений, особенно при наличии повода.

Повод есть - у меня в кармане блузы только что полученный из первых рук томик стихов Александра Файнберга; и потому иду я мимо прилавков, прогибающихся под тяжестью материализованного слова, а глаза невольно ведут селекцию. Когда-то, лет двадцать назад, когда считалось удачей заполучить на сданную макулатуру Дюма или Бабеля, мы и мечтать не могли о подобном обилии. Ну, что душе угодно! При этой мысли пальцы невольно коснулись миниатюрной книжечки в моем кармане, и слово “душа” как-то само собой из этой формулы выпало.

Глазам отрадно, а вот душе... Да! Обилие печатной продукции потрясает - выбор. Разнообразие! Реальный мир! Ирреальный! Дьяволиада, уфология, гадания вполне конкурируют с детективщицей Марининой.

Осторожно интересуюсь, а как насчет коронного жанра Востока - поэзии? Нет ли такого сочинения - “Бустан”, несравненный Саади автор его? И не отыщутся ли среди карнавала имен “Хамсе” Низами, или мастера газели Хафиз Хорезми и Захириддин Бабур? Встретив равнодушный взгляд торговцев (это ведь прежде Пушкины вели разговоры с книгопродавцами), пытаюсь продолжить ликбез: ну уж Навои-то, Хайям?! Один из молодых людей вяло припоминает: был и, кажется, остался томик Хайяма...

Вот тебе... “Соловей и роза”. Бросаю прощальный взгляд на модного Кастанеду в ассортименте и иду дальше, чтобы не мешать книжному бизнесу. И вдруг подумалось, а каково было бы нежной Нодире или изящной Зебуниссо среди натиска осуществленных печатных проектов? И может, хорошо, что “Вольных сонетов” Александра Файнберга нет меж про...э...ктов. Их благородная черно-белая графика наверняка потеряла бы смысл на фоне аляповатых, крикливых, зазывных обложек на фоне увесистых томов. Как говорится, разные весовые категории.

Хотя ... весовые категории действительно бывают разные. Стоит открыть любую страницу сонетов и понимаешь это. В каждой строке слово весомо и стоит на своем загадочном месте, загадочном - ибо только наитие поэта может это место предугадать.

 

Ведь что такое поэзия? Искусство, талант, гениальная способность так расставлять обыденные, простые слова, что начинают звучать они странным, неведомым звуком, а соединенные вместе наполняются затаенным смыслом.

Не верите? Может, стоит попробовать? Ну как? То-то и оно! Много званых, да мало избранных... Александр Файнберг среди них, избранных!

Как нереальна музыка твоя!
Людей не слышит и богов не молит.
Как будто ветер странствует над морем,
Вздымая паруса без корабля.
Зачем зовут меня твои моря ?
Я - сын земных береговых развалин.
Я груб. Я недостоин. Я реален!
За что ж она мне - музыка твоя?

А ни за что! Дадено. И будь достоин. И слава Богу, что понимаешь меру ответственности перед поэзией, чувствуешь, каков вес ноши.

О поэте Файнберге писали много и охотно, анализировали, так и этак раскладывали пополочкам поэтику. Но ведь еще Сальери, пытаясь поверить музыку алгеброй, понял абсурдность подобного дела: Моцарты не поддаются разъятию.И потому, единственно, о чем хочется сказать - о диалектике поэтической души.

Начинал Файнберг легко и удивительно, лирично, поражая радостным приятием мира, способностью, с одной стороны, почти по-рубенсовски мощно перенести на бумагу краски, звуки, ритмы жизни, а с другой - виртуозно передать тончайшие движения души. Не могу не привести строки из прежних стихов, посвященных верному другу и жене - Инне.

Когда я устану, пьян от весеннего ветра,
Принеси мне сирени горькую ветку
из того переулка,
где в небе труба завода,
где весна навсегда пригнула заборы.
Эта гроздь голубая
- бальзам от печали.
Припаду к ней губами
- и мне полегчает.
А когда я умру,
А умру я, наверно, не скоро,-
Ты однажды приди
К тем деревьям, подъездам, заборам.
Ты приди в переулок,
как в детство чужое однажды.
Там над крышами змей
-мой небесный кораблик бумажный.
Улыбнись переулку
легко и светло, как во сне.
Улыбнись без печали
- как небу, как жизни, как мне...

А вот сонеты, особенно по срокам последние, являют нам иную ипостась поэта. На смену яркой изобразительности пришло раздумье, на смену виртуозному владению слогом, по Пастернаку, - “немыслимая простота”. И понимаешь, почему Файнберг пристрастился к сонету. Его форма, как никакая иная, дает выходы в философические сферы, позволяет отразить гармонию мира через тернии Жизни. Каждый сонет создает вокруг себя как бы микроклимат, а вместе они складываются в поэтическое мировоззрение.

Стихи - товар некоммерческий. И потому - тираж “Вольных сонетов” - 500 экземпляров. На ладони у меня - изящный томик, и мы как бы вместе бродим среди книжных развалов, тщетно разыскивая меж гаданий Таро Певцов Востока. Мысленно я представляю тех тружеников калама (пера), что, поскрипывая волшебной палочкой, вдохновенно переписывали творения поэтов. Не 500 экземпляров - тысячи списков ходили по необъятным просторам Востока.

Вспомним - расцвет, величие узбекской и персидско-таджикской литературы приходятся на времена, отмеченные историческими катаклизмами. Иран, Средняя Азия жестоко завоеваны арабами. Волей истории в единой “стране” оказались многие племена и народа. Сложнейший конгломерат. Но возникает Слово, понятное всем, - язык фарси. На фарси начинают свой творческий путь Рудаки, Фирдоуси, Низами, Джами. Каждый узбекский поэт одинаково прекрасно писал на двух языках.

И не было такого уголка на огромной территории, где бы не восхищались волшебными строками Саади, Навои, Хайяма. Поэзия объединяла, поэзия примиряла, поэзия пестовала культуру. Книжные развалы - отличное место для размышлений.

У меня на ладони книжица. Александр Файнберг - еврей по родовым корням. Безукоризненный знаток русского языка. Человек, точно религию, исповедующий Дух Азии. А пишет, прибегая к чисто западной форме - сонету, форме возвышенной и строгой, точно соборы католического Возрождения. Ну не ответ ли это антиглобалистам?! Литературным, культурным, экономическим. Глобус Земля - дом людей. А общее у нас - духовная жизнь, которую так продуктивно пропагандирует поэт.

 

Нет на книжных развалах “Вольных сонетов”. Мне жаль поклонников Александра Файнберга. Но что я могу?! Разве что уповая на редакторское великодушие, предложить несколько стихов из последнего сборника...

 

Александр Файнберг (Из сборника “Вольные сонеты”)

 

ОСЕНЬ

В сердца все глубже загоняя ложь,
Друг друга мы обходим стороною.
Конечно, ты пропала бы со мною.
С таким, как я, недолго проживешь.
Теперь, когда былого не вернешь,
Я понимаю каждою весною,
Что пьян тобой - красивою, шальною -
я сам пропал бы тоже ни за грош.
А нынче осень. И горят костры.
И мы глотаем горький дым листвы.
Мы помним все. К чему нам эта память?
Пустая крона... Паутинки нить.
Мы, разойдясь, любимая, пропали.
Так что ж теперь друг друга обходить?

СЛОВО

Где слово не дано, там нет и прав.
Мы отравили древние глубины.
И в берег моря врезались дельфины,
И умерли, ни слова не сказав.
Молчат стволы порубленных дубрав.
Локаторы горам прогнули спины.
И меркнет свет над ядерной равниной.
И нету слов у обреченных трав.
Не проклянут нас ни вода, ни камень.
Нет слов у псов, добитых каблуками.
Нет слов у птиц, ракетой сбитых влёт.
Две тыщи лет от рождества Христова.
А мы живем. И стыд нас не берет.
Кому ж ты дал, Господь, язык и слово!

 

ГОСТЬ

 

В утробе чайханы кадится масло.
Плывет над рисом голубой дымок.
Наружу вылупляется чеснок,
И свищет под ножом баранье мясо.
Здесь будет плов. Забудь свои колбасы,
Горит морковь, нарубленная впрок.
На солнце с курдюка стекает сок.
Что рядом с этим все твои запасы!
Носи крестом расшитую рубаху,
Но ветчиною не гневи Аллаха.
Взгляни на очарованный казан.
Достоин он кантаты соловьиной.
Здесь должно литься сладостным слезам
Куда ж ты лезешь со своей свининой!

 

 

ВЫБОР

 

Зависеть от себя - счастливый случай.
Не дай, Господь, зависеть от господ.
То от ворот получишь поворот,
А то и в рожу ни за что получишь.
Зависеть от рабов - куда не лучше.
То поднесут с отравой бутерброд,
то вытопчут от злобы огород,
а то и дом спалят благополучно.
Дошло теперь, куда ты угодил?
Налево - раб, направо - господин.
А посреди - рябинушка у тына.
Куда же ты вколотишь свой шесток?
В тебе же - ни раба, ни господина.
Вот корень одиночества, браток.

 

ВОЙНА

На землях этой сдвинутой страны
лишь тени от Любви, Надежды, Веры.
По ним, рыча, несутся БэТээРы,
как дикие и злые кабаны.
А в воздухе дыхание весны.
Но не дожить до лета офицерам.
Что ж, генерал, ты делаешь карьеру
на мальчиках, виновных без вины?
Горят штабов гнилые шапито.
За что война - не ведает никто
ни на Кавказе, ни в кремлевской башне,
Гнетет бесчестье. Тошно от стыда.
Товарищи, мне в вашем доме страшно.
Мне страшно в вашем доме, господа.

* * *

C пустою переметною сумой
от всех базаров, где торгуют славой,
я по сухим, по выгоревшим травам
пришел к своей могиле, как домой.
Здесь верещит кузнечиками зной.
Присяду у последней переправы.
Вон - вдоль крестов, как будто вдоль дубравы,
угрюм и пьян идет могильщик мой.
Увы, я жизни торговать не смог.
Так это ли для смерти не предлог?
Что ж ты не весел, бородач с лопатой?
Он поднял флягу. Отхлебнул глоток.
И хрипло молвил: я не виноватый.
Но эта яма продана, браток.

 

(Источник: газета “Правда Востока”, №137 от 16 июля 2003 года, стр. 4)

2.

Ташкент. 1943.

Над мастерской сапожника Давида
На проводах повис газетный змей.
Жара. По тротуару из камней
Стучит к пивной коляска инвалида.

Полгода, как свихнулась тётя Лида.
Ждёт писем от погибших сыновей.
Сопит старьёвщик у её дверей,
Разглядывая драную хламиду.

Плывёт по тылу медленное лето.
Отец народов щурится с портрета.
Под ним - закрытый хлебный магазин.

 

Дом в зелени. Приют любви и вере.
Раневскою добытый керосин.
Ахматовой распахнутые двери.

Любовь

У входа в небо я тебя искал.
Был сердца крик. Но не было успеха.
Лишь над горами громыхало эхо
Да камни взвыли, падая со скал.

Mеня и океан не приласкал.
Мой зов, что оказался не по веку,
В воронку сгинул крабам на потеху,
Да свистнул ветер солью по вискам.

Песок пустынь шипел в моих следах.
Меня вокзалы помнят в городах.
Но ты всю жизнь была со мной в разлуке.

Сегодня ты пришла к моей беде.
На плечи нежно положила руки.
Родная, поздно. Нет тебя нигде.

 

Тревога

Всегда - тревога. Никогда - отбой.
Ну до чего ж несчастная планета.
Ракеты – в небе. Под водой - ракеты.
Любимая, что делать нам с тобой?

Куда летит он - шарик голубой?
Кто нам с тобой поведает о том?
И кто кого потребует к ответу
За то, что все окончилось бедой?

Ну кто, скажи, признается виновным?
Поэт без чина? Молодец чиновный?
Иль этот маршал? Или тот солдат?

 

Куда ни глянь - невинные созданья.
Но раз никто ни в чём не виноват,
Нет никому из нас и оправданья.

 

Зеркала

А. Вулису

Ну зеркала! Сплошное неприличье.
Весь мир кривой. И всё наоборот.
Хватаемся от смеха за живот
И каждый пальцем друг на друга тычем.

Давид до Голиафа увеличен.
Дистрофик - что из Нила бегемот.
Надолго до ушей растянешь рот
От карнавала этаких обличий.
Ку-ку, толстушка с грудью налитой.
Стоишь худой коломенской верстой.
Где ноги - там оглобли. Во потеха!

Ой, не могу я! В рёбра бьёт игла.
От смеха? Ну конечно же, от смеха.
Для слёз нужны простые зеркала.

 

Воры

 

Не дом чужой, а логово луны.
На стенах тень хозяйского забора.
А мы с тобою - два счастливых вора.
И нет ни перед кем у нас вины.
Два беглеца. Две певчие струны.
Над лунным ложем два преступных взора.
Но в наших поцелуях нет позора.
Они от слёз восторга солоны.
Крадём любовь у смерти на краю.
Но ведь крадём не чью-нибудь - свою.
Так зацелуй меня, моя отрада.
Благословен рискованный ночлег.
Мы воры. И гореть нам в топках ада.
Но лишь за то, что крали не навек.

 

Родина

 

Меж знойными квадратами полей
Она легла до горного отрога –
Гудроновая старая дорога
В тени пирамидальных тополей.
Я в юности не раз ходил по ней
С теодолитом и кривой треногой.
Я пил айран в той мазанке убогой,
Где и теперь ни окон, ни дверей.
Печальный край. Но именно отсюда
Я родом был, я родом есть и буду.
Ау, Европа! Я не знаю Вас.
Вдали орла безмолвное круженье.
В зубах травинка. Соль у самых глаз.
И горестно, и счастливо мгновенье.

 

(Источник: Альманах Рассветная звезда. Лирика поэтов Узбекистана.-

Изд-во Литературного фонда Союза писателей Узбекистана.-

Ташкент, 2004.- сс. 52-56)