Камаритдин Артыков

Родился в 1950 г. в Ташкенте. Член Союза театральных деятелей, театровед, критик, сценарист, переводчик, теле- и радиожурналист.

В 1974 г. окончил Ташкентский театрально- художественный институт имени А.Н.Островского по специальности театроведение. В 1982-1985 гг. учился в аспирантуре ГИТИС имени А. В. Луначарского. Работал на киностудиях, театральных изданиях, в ташкентских театрах: “Ёш гравдия”, узбекском театре им. Аброра Хидоятова, в узбекском и в русском ТЮЗе, в Каршинском театре “Эски масчид”, в Тартуском театре “Ванемуйне”. С 1989 по 1995 гг. - автор и ведущий рубрики “Театральный критик у микрофона” в ежемесячной передаче республиканского радио “В мире творчества”. Автор телепередач: “Баходыр Юлдашев”, “Бернара Кариева”, “Кизлархон Достмухамедова” и “Баходыр Закиров” цикла “ Мастерская” (1992) и телепрограммы “Усто”, посвященной 50-летию Баходыра Юлдашева (1995). Художественный руководитель телепроекта “Мир боевых искусств”, программа “Квадратное колесо”, (2002)

С 2002 ведущий ежемесячных “Новостей культуры” радиоканала “Ёшлар”.

Автор перевода с узбекского на русский язык пьес драматурга Шарафа Башбекова “Ежики без колючек” и “Врата судьбы”

Автор сценариев: анимационного фильма “Сад хризантем” и документальных кинолент: “Нужны ли нам таланты?”, “Театральные встречи: Восток- Запад”, “Сурханские высоты”, “Тайны театра кукол”.

Автор телепрограммы на Кыргызском телевидениии “Этот маленький-большой театр” (1995), а также сценической версии спектакля “Играем Андерсена” по материалам сказки Г.Х.Андерсена и пьесы В.Станевича “Гадкий утенок” (премьера состоялась в Бишкекском городском драмтеатре 2,3 июля 1996 г.)

Автор книги “Час луны. Театральные фрагменты”(2003)

Живет в Ташкенте

Час Луны. Театральные фрагменты

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книги рецензий собираются долго, иногда всю жизнь. Эта писалась почти пятнадцать лет от начала перестройки до сегодняшних дней. В ней более пятидесяти рецензий, статей, театральных фрагментов, ранее опубликованных и напечатанных здесь впервые. Она могла быть объемистее, не будь автор так придирчив к себе и столь верен своим предпочтениям в искусстве. Если кто сомневается, что у нас есть интересная и оригинальная театральная критика - почитайте эту книгу.

Известное выражение "нет критики, а есть критики", в отношении к Камариддину Артыкову бесспорно. Не только из-за его оригинальности, но еще потому, что он, пожалуй, единственный, для кого критическая деятельность была профессионально главной в течение этих пятнадцати лет. Единственный, подозреваю, не только у нас в Узбекистане, но во всем центрально-азиатском регионе, где его имя также хорошо знакомо театралам.

В названии книги не просто обыграно имя автора (Камар в переводе - луна). В часе луны чарует таинственность, зыбкость теней, нечеткость контуров, а "на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса" (А.Чехов). Детали, фрагменты,

атмосфера... Луна как символ высокого искусства, как знак эстетических пристрастий. Нынешних, сегодняшних пристрастий К.Артыкова. Театр воспринимаемый как явление экстралингвистическое, в котором "текст спектакля" это не только слова пьесы, но и пластически-зрелищное единство всех составляющих компонентов формы и стиля. Спектакль как особый мир, гармонизированный фантазией режиссера, мир, с присущими только ему ритмами, живописной тональностью, со своими драматическими коллизиями и способом жизни актеров. Потому для К. Артыкова на сцене важен даже коврик "достойной фактуры и богатого колорита". Поневоле напрашивается противопоставление "часу Солнца" - часу ослепляющих идей, простых смыслов, четких выводов. Когда художественно то, что идейно, остальное - "мелкотравчатость", как бы эта трава ни была ухожена и красива.

При этом он отнюдь не отгораживается от реалий жизни. Более того, в начале своей активной критической деятельности он явно придерживался настроений "реальной" критики, публицистически заостренной, с прицельным адресом. Резко критическую тональность статей и рецензий, следует отнести за счет веяний того времени, когда ярко проявились такие черты К.Артыкова, как независимость позиции и свобода высказываний.

А время действительно было интересное. Перестройка стимулировала организационно-творческие процессы в театральной сфере. Именно тогда были сделаны первые шаги к реформированию театральной модели, в которой предусматривалось место для альтернативных театральных форм.

Ряд событий тех лет, прямо или косвенно, способствовали изменению театральной ситуации.

Во-первых, это размежевание театра имени Хамзы,

случившееся еще до начала перестройки. Оно поколебало устоявшуюся модель (раскол главного театра!) и как бы предвосхитило грядущие социально-политические перемены. Одновременно обновляется коллектив театра "Еш гвардия" (впоследствии театр им А. Хидоятова), куда перешли более трети труппы хамзинцев во главе с главным режиссером Б.Юлдашевым. Это приводит к обострению творческой конкуренции: если прежде фокус театрального процесса был наведен на творчество театра имени Хамзы, то теперь он сдвигается - в него попадают другие коллективы, в том числе и вновь создаваемые театры-студии.

Немаловажным событием стала реорганизация в 1986 году Театрального общества Узбекистана в Союз театральных деятелей. Последовавшее за этим оживление театральной жизни - результат энергичных действий руководства Союза во главе с народной артисткой СССР Б.Кариевой, а также развития процессов демократизации и гласности. Один за другим проводятся республиканские и региональные смотры, конкурсы, фестивали, где выявляются новые тенденции, новые имена и коллективы. Происходило сгущение театрального "бульона", питательной среды, в которой зародились такие театры - студии, как "Мулокот", а затем "Эски Масчид" в Карши, "Дард" в Ташкенте, "Истикбол" в Андижане. Венцом и последним крупным театральным событием стал международный фестиваль "Восток-Запад".

В бурном потоке газетно-журнальной критики тех лет, ниспровергавшей все и вся, статьи в рецензии К. Артыкова отличаются конструктивностью. Он пишет на разные темы - о театральных фестивалях, о необходимости реформ на телевидении, о новых спектаклях и кинофильмах. И, что в данном случае для нас очень важно, одним из первых начинает писать о проблемах театральных студий. Важно потому, что К.Артыков стоял у истоков и непосредственно

участвовал в организации каршинских студий "Мулокот" и "Эски Масчид". В качестве кого? Сегодня бы сказали в качестве куратора - понятие из современной арт критики, когда искусствовед не только анализирует результат, но активно участвует в творческом процессе от замысла до экспозиции. Таким куратором и был К.Артыков в древнем городе Карши при рождении двух театров-студий, без которых уже трудно представить современный узбекский театр. Способность к генерированию плодотворных творческих идей он сохраняет по сей день, как и особый дар распознания молодого таланта.

Опыт театральной жизни на рубеже 80-90-х годов уже прошлого века, если вдуматься, еще не исчерпан. Как чуткий критик, откликающийся на все незаурядное, К.Артыков в рецензиях тех лет, да и много более поздних, размышляет о необходимости духовно-культурного самовыражения узбекского театра. Его интересует конкретика выразительных возможностей современной сцены в отображении национальной идентичности народа. Общий пафос статей и рецензий на эту тему, как опубликованных, так и архивных, впервые публикуемых в этой книге, можно сформулировать словами самого автора "Часа Луны": "А хотелось, в общем-то, очень простого, естественного, и, как оказалось, неизбежного: чтобы в театре ставились спектакли не только на родном языке, но и национальные по духу. Возможно, средствами национального театра, если таковые не забыты окончательно".

Высоко ценя сценическую культуру, чуткий к стилю сценической фактуры в широком разбросе от изящной стилизации до "шершавой реальности", К.Артыков ни разу, кажется, не говорит о профессионализме в театре. В то время как большинство пишущих о театре "по долгу службы" сетуют на упадок профессионализма, автор "Часа Луны" эту проблему просто игнорирует, справедливо считая, что вне

профессионального мастерства вообще никакого разговора о театре быть не может.

Для книги, посвященной главным образом театру, кому-то немного странным покажутся редкие экскурсы в "чистую" драматургию. Если добавить, что К.Артыков рассматривает спектакль как самостоятельное явление искусства, и в своих анализах нередко идет от формы, подчас ограничиваясь выразительным фрагментом, может сложиться впечатление о недооценке им драматургии как литературной основы спектакля. Абсолютно неправильное впечатление. Свободно оперируя комплексом идей мировой драмы, пишущий на русском языке, К.Артыков прекрасно знает узбекскую литературу и культуру в целом, что в совокупности, несомненно, влияет на своеобразие его подходов и оценок, а также на высокие критерии и строгие "нормы", какие он предъявляет театру. А что до литературной основы спектаклей, так с ней, как с профессионализмом - на нет и суда нет. А если есть, то она, драматургия, как правило, первоклассная - Б.Юлдашев, М.Вайль, О.Салимов, А.Ходжакули, Н.Абдурахманов, режиссеры, о спектаклях которых он пишет, и сами знают толк в литературе.

Не со всеми оценками автора можно согласиться, ряд интересных постановок выпал из поля его зрения. Но в любом случае, будущему историку театра, решившему нарисовать объективную картину жизни узбекского театра на рубеже веков, без этой книги вряд ли обойтись. Помимо всего прочего - это еще и увлекательное чтение. Лаконичный и емкий стиль нередко выдает довольно ироничный характер самого автора.

Одна из статей, посвященная театру "Ильхом", названа "Про свой театр". Так мог бы называться весь сборник. Ведь пишет Камариддин Артыков, как правило, лишь о тех, кто близок ему по духу, а в подтексте еще и о том, каким он представляет "свой театр", размышляя о нем в лунный час. Это театр умный и зрелищный, всегда

неожиданный и непредсказуемый, смелыми экспериментами противостоящий академической рутине. Театр национальный по духу и открытый миру. Очень хотелось бы надеяться, что впереди еще будут поводы писать о таком театре...

Ильдар Мухтаров,
доктор искусствоведения.

"Народное слово" 19.03.92

ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ ТЕАТРАЛЬНОГО ФЕСТИВАЛЯ

История недавних межрегиональных, а нынче, видимо, правильнее называть - международных театральных фестивалей "Навруз" - увлекательна, поучительна и драматична. Притом, что первые три фестиваля соответственно в Алма-Ате, Бишкеке (тогда еще - Фрунзе), Душанбе были для узбекского театра удачливыми.

До этих самых театральных "Наврузов" мы могли узнать о том, что делается у соседей, только через Москву. Так нелепо складывались наши театральные связи - нам чаще думалось о том, что регион наш беден талантами, мы с завистью поглядывали на Прибалтику, Грузию, Армению, в те годы - безусловных лидеров, края, где, казалось, кучковались театральные звезды: Роберт Стуруа, Теймураз Чхеидзе, Резо Габриадзе, Эймунтас Някрошюс, Лев Додин, Адольф Шапиро, а вокруг этих ярких режиссерских имен гнездились и актерские созвездия. Действительно, пока мы не выходили за пределы своей республики, нам казалось, что и показать-то нам особенно нечего. Какие баталии разгорелись вокруг первой кандидатуры на первый фестиваль в Алма-Ате. В отборе спектакля, казалось, участвовали все. Последний раунд спора шел при участии рефери из тогдашнего ЦК КП Узбекистана. Претензии Академического театра с малохудожественным созданием были признаны, мягко говоря, необоснованными.

Принципиально было отобрать спектакль не по "ранжиру", а по истинным художественным параметрам. Спектакль Баходыра Юлдашева "Проделки Майсары" выиграл спор не только в республике. Этим спектаклем,

победой его в Алма-Ате на первом "Наврузе" обозначилось начало мощного движения к восстановлению театральных национальных традиций. Позже на каждом фестивале республики - соседи обязательно стремились показать спектакль в русле этих поисков.

Второй бишкекский "Ноорыз" памятен нам не только тем, что победителем его стал теперь уже знаменитый спектакль ферганского театра "Железная женщина" в постановке О.Салимова. Справедливость победы ферганцев подтвердила жизнь. Даже киноверсия пьесы Ш.Башбекова не затмила этого оригинального и любимого зрителями спектакля. Однако бишкекский фестиваль был хорош, прежде всего, тем, что на него прорвался молодой театр-студия из Туркмении. Казалось, что кольцо "академических" театров, дружно провалившихся в Алма-Ате, не так скоро сдаст свои позиции. Но время торопило события. Туркменская студия под руководством Какаджана Аширова привезла в Бишкек спектакль по А.Платонову "Джан". И все, что было связано с этим спектаклем, от рождения студии до блестящей постановки, воспринимается как яркая театральная легенда. Впрочем, до 1985, до рождения Союза театральных деятелей и до рождения такого рода театральных фестивалей, как "Навруз", такие "инциденты" и не возникали. Туркменский академический, как и все его собратья по региону, уже давно не претендовал на выход в мир, рождение же студии с последующими "претензиями" на лидерство казалось немыслимой дерзостью. Однако в перестроечные времена все невозможное происходило со сравнительной легкостью и почти как само собой разумеющееся. И Душанбинский "Навруз" с честью продолжил эту родившуюся вместе с фестивалем традицию делать ставку не на "имя" или признанного "мэтра" от театра, а на открытие, на риск и на поиск талантов. Бишкекский сюжет во многом повторился. Справедливым и признанным лидером

фестиваля стал театр - студия "Ахорун" во главе с Фаррухом Касымовым. Замечательный спектакль ахоруновцев "Возвращение Иосифа Прекрасного" чуть раньше "Навруза" был уже отмечен главным призом Ташкентского регионального фестиваля театров для детей. И только в этом смысле спектакль Фарруха Касымова не был открытием фестиваля в Душанбе. Следом за театром "Ахорун" по рейтингу, по зрительскому успеху шел театр-студия "Мулокат" из города Карши со спектаклем "Неизвестный театр Хамзы". Крошечный коллектив из глубокой провинции буквально "с улицы" вошел на пьедестал почета душанбинского фестиваля "Навруз". Драматическая судьба театра "Ахорун" и его руководителя Фарруха Касымова - Учителя, гуру, духовного отца - актеры театра относятся к нему с каким-то мистическим обожанием, - и совсем незавидная судьба театра-студии Абдурахмана Абдуназарова, - кажется, желания начальников от культуры помочь театрам материально, организационно обратно пропорциональны творческим возможностям театра. Фаррух Касымов и Абдурахман Абдуназаров - режиссеры разных поколений. Послужной список первого посолиднее и творческих удач было поболее. Но речь сегодня скорее о том, что любое новое начинание, любое открытие, будь то детище маститого и по-настоящему талантливого и признанного режиссера или это прорыв молодой команды из провинции, все равно оно обречено на столкновение с неумирающей старой системой управления культурой, в частности театром. Увы, и "неформальные" новоявленные бизнесмены, и деловые люди пока еще не готовы к роли меценатов, к роли новых мамонтовых и третьяковых. Так что судьбы талантов от театра по-прежнему предоставлены воле рока и малых возможностей людей, им сочувствующих.

Тогда как прежняя громоздкая театральная система с "теневыми" театрами - театрами без зрителей и без живых

спектаклей продолжает существовать. Тем самым, оправдывая и существование "недвижимого" аппарата управления n-ным количеством театров. Кажется, что "Навруз" и их блистательные итоги - ведь победители фестивалей стали известны не только в странах СНГ, но и побывали гостями на международных театральных тусовках - нужны только для парада, для победных реляций. В будни же, в межфестивальной прозе, есть количество театров, которые навечно занесены в государственные реестры. Как те самые убыточные предприятия, с которыми не знаем, как поступить. Пока ... Пока гром не грянет. А между тем Наврузовские театральные сходы давно уже открыли свой новый (неизвестный, во всяком случае, в нашем театральном мире) Гамбургский счет успехам и потерям. И по нему впереди истинные театральные художники: Баходыр Юлдашев. Олимжон Салимов (Узбекистан), Какаджан Аширов (Туркмения) и Фаррух Касымов (Таджикистан). Есть более молодые Наби Абдурахманов (Узбекистан) и Барзу Абдраззаков (Таджикистан). Рядом с ними поражающий долголетием и творческой энергией театр-студия "Ильхом" Марка Вайля. Эти художники живут вопреки рутинной театральной системе. Или, точнее, вне ее. Живут искусством театра, а не пересудами вокруг него. История, конечно, воздаст свое и театру этих лет и победителям, и побежденным.

"Слово Кыргызстана" 2-3.10.95

ТЕАТР ДЛЯ СОЛИСТА С ОРКЕСТРОМ!

На площадке оперного театра были установлены деревянные бревенчатые стойки, такие как на больших народных гуляньях. На них обычно подвешивают украшенные цветами качели. Качелей на сцене не было. Вместо них на несущем бревне был подвешен порхающий занавес. На сцене был знак бродячего площадного Театра. Еще задолго до Начала официального чествования юбиляра - Народного артиста Кыргызской Республики Асанбека Умуралиева - началась какая-то суетливая кутерьма. Легкий занавес выдавал приметы "закулисной" беготни, тени метались, "неподготовленные" актеры "нечаянно" вырывались...

Словом, готовилось что-то сногсшибательное, веселое, важное, торжественное. Молодой актер (Б.Тентемишев) в смокинге, при бабочке, покашливая и явно изображая незадачливого конферансье, который пытается неуклюже скрыть, что ничего к представлению не готово, все же начало продекларировал, но "суматоха" продолжалась. Все, а это небольшая труппа молодого Бишкекского драматического театра, продолжали носиться с большими фотографиями А.Умуралиева в разных им исполненных ролях. На сцену прорывались молодые актеры, облаченные в костюмы разных персонажей, и все пытались прокричать, пропеть, продекламировать свои заготовленные спичи, длинные и непредусмотренные поздравления. Конферансье с шутками и ужимками провинциального массовика постепенно упорядочивал представление.

Игра в театр, в представление разыгрывалась

ребятами вольно, лихо и непринужденно. Было понятно, что эти молодые актеры знают и ценят свою профессию, но могут позволить себе посмеяться и пошутить над самими собой и богемными радостями своего ремесла.

Команда, которая устроила весь этот веселый зачин, не спешила "выдать" юбиляра на сцену. Понятно было, шутки и интермедии - это далеко не все, что они умеют, и это еще не весь объем Театра, который они представляют. Тот, кто знаком с репертуаром Бишкекского драматического театра, "угадывал" отрывки из уже известных любителям спектаклей "Журавлиные перья", "Керээз". Художественный руководитель небольшого ансамбля "Саамал" Нурланбек Нышанов со своими коллегами, молодыми музыкантами "бесшумно" подыгрывал представлению. "Вплетаясь" в шумную и многоголосую программу, ансамбль демонстрировал еще одну ипостась, еще один лик Театра.Вкупе с небольшой драматической труппой ансамбль "Саамал", который на равных участвует в спектаклях, не столько украшает спектакли, сколько увеличивает их духовное Пространство.

Праздничное представление, посвященное шестидесятилетию Народного артиста Асанбека Умуралиева, набирало свой темп, и появление виновника торжества ожидалось вот-вот, но торопиться увидеть его нам не советуют.

Прежде Театр поведает свою Историю, историю создания "оркестра". Юбилейный вечер А.Умуралиева был проведен с опозданием на 2 - 3 года. Но это история скучная. Интереснее то, что это время не было потрачено на пробивание, напоминания, устраивание, а, удивительно уместное в этой ситуации дело - созидание. Арсен и Айгуль Умуралиевы стали "собирать" Театр. Возможно, даже не очень представляя себе, во что это "выльется". Просто был

замечательный Актер. Нужна была сцена. Нужно было продолжать работать. А для этого требовалась новая команда. Казалось - а так оно и было - мир менялся. Играть и жить в старом театре означало оказаться не у дел. Старый театр "на глазах" превращался в "лавку древностей", куда все реже стал заглядывать зритель.

Очень медленно, по крупицам, единицам стали собираться те, кто постепенно обретали уверенность и начинали верить, что затея эта не шуточная и не разовая. Очень похоже на то, как перед спектаклем собирается оркестр. Поеживаясь, потягиваясь, переговариваясь, тихо пробуя брать отдельные ноты, постукивая по ударным инструментам... до того, пока соберется оркестр, время еще есть.

Кто не помнит достопамятные юбилейные вечера, когда виновник торжества восседает на троне и идет вереница поздравляющих с адресами и длинными заготовленными речами. Вечера, на которых, как правило, не было молодых. На чествование собирались ветераны и соратники, люди достойные. И не то, чтобы их не знали и не помнили молодые, а сам ритуал проведения этих собраний был настолько строго схематизирован, что всякая вольность, шутка казалась неуместной, нарушающей торжественный обряд, где молодым как бы и делать нечего.

Театр Арсена Умуралиева, видимо и придумывался для того, чтобы нарушать "советские" и всякие другие рутинные традиции. Во всяком случае, это происходит непременно. На каждой следующей премьере, на каждом малом и большом "сабантуйчике", который в театре возникает естественно и непринужденно.

И в этот достопамятный день Юбиляр, которому к этому времени исполнилось шестьдесят два, появился неожиданно молодым! Арсен Умуралиев, как избалованный

и любимый публикой танцовщик, который только вот-вот собирается попрощаться со своими почитательницами. Высок, строен, моложав и "держит спину" - щеголь (почему-то актеры, нынче, перестали быть "стилягами") и неудержимо энергичен. Самое главное, что это так не только на сцене и не только по праздникам.

Вряд ли можно сочинить праздник, приписать кому-то молодость, наградить талантом. Такое в жизни случается!

Великая балерина Майя Плисецкая делится секретом своей молодости - нужно окружать себя молодыми людьми! Если такое возможно, нужно быть "своим" среди них.

Старые, известные актеры, бывают очень сложны, капризны, своенравны. Трудно им быть с молодыми, да и юным коллегам не очень-то хочется быть на побегушках.

И в театре А. Умуралиева такого рода альянс дается не просто, иногда даже с "кровью" сердечной. Но отважившийся создавать Театр, должен отважиться и на непростой диалог с людьми "другого" поколения.

Самое трудное в театре - совладать со Временем. Все должны жить, по мало кому понятному, неведомому театральному времени. Не случайно, наверное, люди театра -слывут чудаками. По этому времени молодой режиссер театра Нурлан Асанбеков, "равен" по своему возрасту Мастерам: Юлдашу Нурматову - художнику театра, Айгуль Умуралиевой - координатору театра и, конечно же, Маэстро - Арсену Умуралиеву. Только в этой ситуации могли возникнуть две последующие постановки - представление "Саамал" и спектакль "Кызыл алма". Театральный "оркестр" разнолик и профессий нужных в этой команде много. Не все сразу "угадывают" по театральным нотам, не всем дано мгновенно вписаться в сложную партитуру игры в Театр.

Опытный актер А.Умуралиев осваивает новое для себя амплуа - Художественного руководителя. И тут он делает первые шаги вместе со своим театром. Каждый раз, убеждаясь в том, что "оркестр", который он собирал, оказывается непредсказуем, талантлив и вместе они способны творить Чудо.

Самое замечательное качество Маэстро - способность удивляться! "А я и не знал, что он так талантлив!", "А я и не знал, что в моем театре такая замечательная актриса!", "Черт, как он талантлив!" Это доподлинные высказывания А.Умуралиева о своих же питомцах.

И вот уже третий год - в эти дни в театре открывается новый сезон - Бишкекский драматический - на бегу, на ходу, решая "мильон" проблем, окунается в новый эксперимент, новые затеи. Театр пригласил для постановки нового спектакля известного туркменского режиссера, ныне проживающего и работающего в Ташкенте - Овлякули Ходжакули. Спектакль по пьесе классика японской драматургии Тикамацу Мондзаэмона - "Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей!"

Оркестр собран, он репетирует, осваивает новую партитуру. Солист в напряженном ожидании... Театр накануне Премьеры!

'ЖУРАВЛИНЫЕ ПЕРЬЯ'

Вполне возможно, что идея поставить старинную японскую пьесу о прекрасной женщине - сказочном журавле, родилась "от противного". Чем больше проблем бытовых, житейских, "перестроечных" - тем упрямее душа тянется к противоположному - к надежде, чуду, красоте. Чугь

забегая вперед скажем, что это стремление к красоте в театре, к воплощению "Красоты" в разных театральных версиях окажется чуть ли не программным.

Историю любви Чудесной женщины Цу - (Г. Сатылганова, Т.Абазова) и доверчивого юноши Йохйо автор спектакля превратил в рафинированное представление, разыгранное как бы в миниатюрном театре. Легко представить себе, что действие спектакля происходит в маленькой музыкальной шкатулочке. Где играют маленькие, но очень пластичные куколки. Где как на картинках о далекой, загадочной Японии все красиво, изысканно, изящно. И все персонажи действуют слаженно, и почти по-балетному, строго по музыкальной партитуре.

Однако, это не музыкальная шкатулка. Это настоящий "взрослый" театр. И люди в нем живые, страсти и чувства совсем не кукольные. Просто, - хотя это только говорится, что просто в этом желанном, красивом спектакле живут, и мы бы сказали, трепетно действуют, талантливые актеры. Пластику им придумал Нурлан Асанбеков. Дом построил, и костюмы сочинила художник - Алла Коженкова. Музыку сочинил - Мурат Бегалиев.

Все собрал и представил Вам Владислав Пази.

"КЕРЭЭЗ"

В этом спектакле, поставленном по одной из древнейших кыргызких легенд "Кожожаш" иной лик Красоты, иная стилистика и иные страсти, нежели в "Журавлиных перьях".

Почти все сказание и вся легенда о любви Кожожаша к красавице Зулайке, и трагических событий после их женитьбы, где Сур-Эчки - Природа играет свою

печальную, но справедливую роль, уложена в ритуальные действия.

На сцене установлены, как на больших народных гуляньях, очень основательные на больших деревянных столбах качели. Подлинность атрибутов ритуала, знание многими его последовательного развития, как бы призывает к соучастию. "Керээз" по своей природе площадное представление, перенесенное на эту замечательную театральную площадку Бишкекского театра.

Художник-сценограф Юлдаш Нурматов нашел в оформлении этого действа главное - ритуал, традиционное представление имеет свой уже наработанный "язык" символов, предметов, последовательность событий и, конечно же, свой ритуальный костюм.

Не все в этом смысле постановщики спектакля довели до "логического" конца. Вернее, до художественной целостности. Изредка в спектакле угадывается некая "бутафорски оперная" стилистика, однако спектакль так слажен, так сложен и с такой энергией "проигрывался", что некие "заметки на полях" остаются больше как материал для профессиональных разборов.

"КРАСНОЕ ЯБЛОКО"

Даже в очень краткой пока истории Бишкекского драматического Театра, в небольшом по количеству спектаклей, просматривается некая неожиданная для драматического театра единая, довольно узнаваемая черта. А именно, повторимся, неожиданная музыкальность спектаклей. И не только по количеству музыки в спектаклях услышанных. Вовсе нет. Вполне возможно, потому что режиссер театра Нурлан Асанбеков - по профессии режиссер

музыкального театра. В спектаклях театра есть точная размеренность ритмического рисунка, есть пластический рисунок существования каждого персонажа, что в обычных театрах присутствует либо в очень неряшливом состоянии, либо отсутствует вовсе. И в каждом спектакле либо впрямую, либо "опосредованно" звучит Музыка.

"Красное яблоко" - известный рассказ-воспоминание Чингиза Айтматова - монологичен. В театре этот монолог, эти воспоминания овеществлены. Надо ли говорить о том, что, решившись пересказать "Красное яблоко" театральными средствами, Нурлан Асанбеков проявил немыслимую творческую отвагу. И в итоге оказалось, что отвага эта была небездумная...

Дом, в котором живут воспоминания, веет ветер, летят листья, висит тяжелое хмурое облако и размеренно, беспрерывно льет дождь. И все это без перемен мест, без малейших намеков на перестановки может меняться по настроению, по времени года, по годам жизни... Этот дом сквозит воспоминаниями, ликами и лицами давно минувших дней. Ностальгия, воспоминания, душевные переживания и Совесть как бы материализуются в звуках, в бесконечно вторящимся эхо, в призрачно-счастливых видениях прошлого. Конечно, все это упорядочить, материализовать без настоящей музыки не представляется возможным. Возможно, Нурлан Асанбеков держал этот "ключик" в уме и в душе и так отважно, как оловянный солдатик стоял на своем - "Я хочу поставить "Красное яблоко"! И поставил. И удачно!

"ПРОСТРАНСТВО ВЕЧНОСТИ..."

Пространство небольшой сценической площадки Бишкекского драматического театра было "одето" в черные

ткани. На подиуме - раскидистая, корявая ветвь с повязанными лоскутками, лентами - неведомые желания, мечты и печали незримых нам людей. Еще два-три намеренно театральных атрибута - побитые кувшины, черепки, обломки. Два "одетых" в черное куба. При неярком освещении и при полной тишине Зрительного зала возникает ощущение вечности, следов давно ушедших дней, паузы - время начинать представление.

Появление первого артиста в черном смокинге,

тихо перебирающего струны комуза, вернее, едва прикоснувшегося к заветным струнам означает начало Легенды, Начало Истории. Начало погружения в мир Музыки, где инструменты, исполнители и вокалисты небольшого камерного ансамбля народных инструментов на "языке птиц" поведают Вам о вечности.

Представление "Саамал" - так называется камерный ансамбль народных инструментов - это не концерт и не просто перечень отдельных музыкальных и вокальных номеров, скорее и точнее это - философская притча, разыгранная и пересказанная актерами-музыкантами. Так внятно звучат музыкальные монологи Нурланбека Нашынова. Теплые звуки флейты звучат как бы не для ушей посторонних слушателей, а в пространство, в мир, космос. Нурланбек Нышанов говорит, играет, молится в полном одиночестве. Позже возникнут диалоги, трио, но даже тогда, когда "разговор" инструментов становится многоголосым, было ощущение негромкой, но внятной беседы, опять же не для нас зрителей, а между собой - исполнителями, для себя.

Разговор не суетливый и не о бедах насущных, а о вечном. О любви и смерти, о красоте и тайне, о мастерах и звуках. Иногда исполнители мягко шутили, тепло улыбались, любили, ревновали, жили - втроем "летая" пальцами над струнами комуза и поглядывая друг на друга - кто же скажет

точнее и изящнее. Очень похоже на состязание Поэтов, когда каждый стремится поразить собрата изящностью слога. Иногда возникали мимолетные, порхающие, едва означенные любовные дуэты. Девушка (Эльмира Байтокова) пела, глядя на Юношу (Жусуп Айсаев) - он вторил ей на комузе и безнадежно робко смущался. Но партитура представления набирала свой бесшумный, но при этом многоголосый и многозвучный темп. Сменялись редкие, теплые, красивые исполненные достоинства "голоса" инструментов. Пересекались судьбы героев, "пересказывались" легенды, песни, байки и шутки, лирические монологи, дуэты и трио. А всего их было пятеро Музыкантов - актеров -исполнителей, которым оказалось очень многое дано. Их многоязычие и многозвучие исполнено духовностью, невероятно теплой и доброй душевностью и очень мягкой, незаметной, неброской, мерцающей красоты.

В маленьком пространстве сцены идет представление, пространство духовности которого временами соизмеримо с Вечностью...

"Слово Кыргызстана" 29.02.96

УРОКИ ЛЮБВИ ИЛИ НЕЛЕГКИЙ ОПЫТ ВОЗНЕСЕНИЯ!

Поле сценической площадки покрыто большим серым квадратом половика. На нем квадрат чуть поменьше - цвета блекло красного. Красивое, достойное сочетание цветов, богатая фактура. Ногами в башмаках "с улицы" никак ступать по такому покрытию не хочется. Вынужден

"аккуратно" пробраться к своему месту в зрительном зале. И уже усевшись - оглядеться, а посмотреть есть на что.

В этой маленькой "преамбуле" важно все. И то, что Вас вежливо попросили вытереть обувь. И то, как Вы, уразумев, что вступаете в некое пространство спектакля, мгновенно "подтянувшись" душой, окунаетесь в Мир спектакля. И при некотором Вашем расположении становитесь человеком сопричастным к Истории, которую уже не очень заметно для Вас, начали разыгрывать.

Перед Вами уголок пространства с некими знаками, приметами той страны, откуда пришла к нам пьеса - "Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей" или "Амидзима" Тикамацу Мондзаэмона.

Возможно, это - "сад камней" с ритуальным деревом. Крона дерева - круг и сети, украшенные цветами. Цветы кругом и на всем - возможно, это оранжерея, где мастера икебаны выставили свои работы? Так заботливо все освещено, уставлено. А на камни наброшены сети. Однако вскоре "камни" придут в движение. Добравшись до угла, персонаж, укрытый черным кимоно и наброшенной поверх него сетью, извлечет из-под полы своих одежд флейту. И начнется мелодия спектакля. Звуки тоже часть этого Мира, куда Вы только что благоговейно ступили и еще продолжаете держать паузу.

Звуки необычные - то теплые и густые, то щемящие - щипковые - струнные. Конечно же, опять же слышанные и каким-то образом в нашей памяти связанные со страной, которую в связи с этим спектаклем хочется назвать не иначе как Страной восходящего солнца. Потому что Мир этого спектакля оторван от земли, он как бы завис в воздухе, он обитает в пространстве Поэзии.

В театральной Поэзии рифмуются не только слова и не столько слова. Собственно "стих" спектакля, его "слог"

и его рифма обозначена с момента, как Вы вступили в этот Мир, который по следам Тикамацу воссоздали авторы спектакля. Художник Юлдаш Нурматов, композиторы Нурланбек Нышанов и Муратбек Бегалиев, художник по костюмам Зухра Мукамбетова, балетмейстер Сергей Стрельцов. Все они, каждый в отдельности, сочинял свою строку, привносил свои цвета, создавал свои линии в той театральной поэме, которую увидел в пьесе Тикамацу режиссер Овлякули Ходжакулиев и взялся осуществить ее на сцене.

Сразу же перенеся эту историю из реальных японских кварталов, из знакомых нам по фильмам, по книгам чайных домов, и из легких домиков в придуманный им Мир, Овлякули Ходжакулиев принужден был соответственно придумать то, как следует в этом пространстве жить. Как говорить, как двигаться, как соотносить себя с окружающими и, самое главное, что есть любовь в этой среде, где, казалось бы, это пространство создано для Любви.

Понятно, что язык этого спектакля не только красочен, музыкален, но и как бы насыщенно метафоричен. Здесь каждый волен прочесть и понять, и осознать то, что ему сегодня особенно значимо. И в этом спектакле есть какое-то очень насыщенное много и разнозвучие. Ритмическое, пластическое, цветовое, символическое! И все это вместе составляет достаточно гармоническое целое. Кажется только, что само "слово" в чистом виде и "самочувствие" актеров (не углубляясь в какие-то особые замысловатые теоретические подробности, скажем - когда актер живет и действует на сцене как в быту, в реальном нашем окружении), иногда как бы эту гармонию разрушают.

В этом спектакле есть моменты, очень важные и в хороших спектаклях это обычно мгновения, когда все что мучительно сочинялось, потом скрупулезно собиралось, и

еще труднее "монтировалось" - вдруг чудесным образом кристаллизуется в тот самый загадочный замок, где, может быть, и обитает высокое Искусство театра.

В спектакле это - вступительное "слово" флейты, когда вся "картинка" наполняется воздухом и теплом. Это вдруг, неожиданно возникающая песня Кохару (Т.Абазова), когда на протяжении всей песни, а это в спектакле уже не мгновение, а вечность, - сидишь в "оцепенении" и кажется, что только ради этих минут стоило...

Стоило! В буквальном и переносном смысле дорого, многих усилий, нервов и, увы... всего того, чего Театр от всех, кто работает в нем, ждет и требует.

Но вернемся к метафоре. Спектакль начинается с того, что все персонажи, покрытые черным кимоно, а поверх них сетями, расположены по всему квадрату сценического поля (хочу напомнить Вам, что в этом спектакле все отдельно взятые "картинки" спектакля красивы! и многозначны). К финалу спектакля - Дзихэй (А.Максудов) и Кохару оказываются в центре поля, где находилось священное Древо желаний и происходит то, что можно сформулировать как ритуал вознесения. Печально было бы думать, что каждая история любви кончается трагически, даже если, как говорят, "печаль эта светла".

Гораздо важнее нам, нормальным людям, "простым смертным", в буквальном смысле обывателям, понять и почувствовать, что в этом спектакле Любовь - это высокая степень свободы. Это возможность сбросить "сети судьбы", это фантастически светлая сила, которая отрывает нас от земли. Наполняет нас таким объятием света и тепла, что парение над землей, вознесение, чудо возможно и доступно нам всем.

"Слово Кыргызстана" 11.06.96

ХОЧУ БЫТЬ АРТИСТОМ!

В хорошем театре все необычно, ново. Бывают странные и неожиданные перевертыши. Те спектакли, которые называют "этапными" - художественно цельные, масштабные, красивые - иногда проходят незаметно. Спектакли же "рядовые", поставленные на "ходу", чтобы как-то сладить с репертуаром, чтобы актеры не застоялись, вдруг оказываются в фокусе внимания зрителей, что-то улавливают во времени и в себе для осмысления сегодняшнего дня важное.

Спектакль "Хочу стать артистом" в театре затеяли поначалу сами артисты, каждый готовил свой самостоятельный номер. И поначалу сложился концертный вариант спектакля. Оказалось, что "номера" можно развить и при сложении их угадывался некий сюжет. Режиссер театра Овлякули Ходжакули увидел в этом перечне миниатюр историю про то, как складывался Театр. И эту историю положил в основу уже не спектакля-концерта, а представления, о котором мы беремся Вам рассказать.

Казалось, чего уж проще рассказать про то, как театр набирал себе труппу. Дал объявление в газетах и потихоньку в театр начали сходиться люди, фанатично желающие стать актерами именно этого театра. Молодые люди - разные, что называется, с улицы. Очень похожие на чудаков оборванцев, на ребят, стоящих или уныло просиживающих днями в лавочках, или в лучшем случае умельцев-музыкантов, подрабатывающих на свадьбах или бойких кабаках.

"Помощник режиссера" (Б.Джаныбеков) и статью

своей и повадкой напоминающий художественного руководителя театра Асанбека Умуралиева, при виде каждого следующего претендента хватается за голову! Это Театр, а не шабашка какая-нибудь. И мне нужны талантливые красивые, способные, подающие надежды... А тут все сброд какой-то. Экзальтированный рокер (Б.Тентимишев), которым только зрителей разгонять, или девочка, насмотревшаяся индийских фильмов (А.Омурбекова), представление об искусстве у которой буквально совпадает "с глубиной" и протяженностью модного клипа "Сделано в Индии". А невесть откуда свалившиеся "корейцы", настырно напирающие со своей песенкой?.. А уморительные сельчане, которые тоже хотят быть непременно артистами (Н. Нышанов, Ж.Айсаев) и, усевшись на полу дуэтом - комуз и гитара, вдруг начинают тихо наигрывать классическую мелодию.

Так эпизод за эпизодом перед зрителями проходят все те, кто сегодня остался без работы, ищет пристанища, или хочет понять, кто же он есть на самом деле и кем он может сегодня стать. Когда вольному воля, и в то же время совсем не просто определиться. Когда привычные ценности смещены, критерии основательно перемешаны, а многое и вовсе вверх тормашками.

И эти "картинки с выставки" - вдруг становятся хорошо разыгранной нашей жизнью. Конечно же, всех на, Ошский рынок! Что Помощник режиссера пытается сделать. Всем подробно объясняет маршрут - выйдешь из театра сядешь на 38 автобус через пять остановок от ЦУМа...

В итоге складывается картина фантасмагорического Ошского рынка. Все, кто участвовал в "Наборе", превращаются в торговцев, но тут же музыканты в смокингах. Кто продает, а кто и подогревает публику

бойкими песнями. И после того, как зрители "живьем" получили, кто стаканчик Кока-колы, кто сливочные пряники

и успели их выпить и съесть. Тут с них, кто со шляпой в руках, а кто с подносиком - откушали - извольте заплатить. Ничего не поделаешь - публика кругом. Поели - попили -приходится раскошеливаться. Платят! Платят со смехом, торгуясь и забавляясь тем, как их здорово подловили. Так в театре мы пли действительно на рынке?!

Тут все смешалось, как в жизни. Ведь и Театр начинался с собирания денег. Спросите у художественного руководителя - он Вам расскажет, как народный артист республики... строил кирпичный завод. Бегал в поисках спонсоров "Новых кыргызов". И прошло не так уж много времени, как все они - лица, персонажи, чудаки, "новые" и "старые" богачи оказались - кто на сцене, а кто на зрительских местах. А актеры? И актеры тоже - большая часть из небольшой труппы театра, вот так вот "переживали", "выживали" в эпоху Перемен. Это сегодня они могут со смехом пересказать и переиграть недавно пережитые трудности, мучительные сомнения...

Самое замечательное в этом Театре и в этом спектакле то, что свои "университеты" актеры преподносят как смешной, занимательный, но и поучительный урок... Возможно, про то, что каждый должен заниматься своим делом. Возможно, что и больше - маленькая Киргизия переживает непростые времена, но если не терять чувства юмора - выживем и выстоим. А возможно, и про то, что талант и стремление стать Артистом - спасительные свойства Человека?...

ХОЧУ В АРТИСТЫ-II

или Театр как зеркало суверенизации страны

С этой почти неизбежной, фатальной фразы начинались очень известные, великие судьбы. От великого до смешного один шаг. Так говорят, когда что-то печально рушится, трагически невесело меняется и становится убого смешным. Но бывает и иначе...

Когда знакомишься с незнакомой страной, только-только обретающей свой новый облик, свое "Я", на ум приходят два замечательных высказывания: Если в молодой стране есть живой Театр, то можно думать, что этот народ, эта нация состоялась - так или приблизительно так сказал Федерико Гарсиа Лорка: Человечество расстается со своими ошибками смеясь. Если народ, нация умеет смеяться, то это говорит о ее духовном здоровье. Как замечательна ирония и юмор в оценке самих себя и как опасна угрюмая самолюбивая поза в оценке своих достижений...

Эти мысли не случайны и не риторичны, а наоборот очень актуальны особенно сегодня, когда Киргизия стоит в преддверии своего первого юбилея. Пятилетия становления нового, суверенного государства Кыргызстан.

И странным образом все эти мысли "подсказаны" жизнью маленького театра А.Умуралиева вообще и в частности спектаклем "Хочу быть артистом" в постановке Овлякули Ходжакули. В театре любят говорить об "этапных" работах, а об "очередных" спектаклях говорят посмеиваясь, шутя. Как бы эта "проходная" работа, "капустник". На самом деле это - Шутка. Спектакль о том, как молодые люди стремятся стать артистами, и как они настырно обивают пороги театра А. Умуралиева. Но "шутка" эта хорошо продуманная, срежиссированная и сложившаяся в итоге в

спектакль, который неожиданно точно и емко отразил сегодняшний день Кыргызии. Ее духовный поиск, со смехом рассказывающий о своем непростом и трудном "переходном" периоде и о том, как песня, искусство театру жить и выживать помогает.

В самом спектакле Мэтр А.Умуралиев присутствует. Он играет самого себя. Предлагая юным претендентам на вакантные актерские места в театре некий образец Театра, в котором он прожил долгую и содержательную жизнь. А. Умуралиев читает свои любимые стихи и передает эстафету "Помощнику режиссера" (Бакыт Джаныбеков), который и должен набрать труппу. В свою очередь, уморительно и тактично изображая Мэтра, его осанку, повадку, интонации - ведет "фантасмагорический" набор. Сюда по объявлению прибывают из дальних деревень музыканты (Н. Нышанов, Ж. Айсаев), которые лихо на гитаре и комузе играют, конечно же...

Приходит неудачливый узбек из Оша (Р.Табалдиев). Он перепробовал все варианты актерской "халтуры" и мечтает работать только здесь, потому что наслышан - здесь все молодые и больше платят! Индианка (А.Омурбекова) покоряет сердце Помощника и своим видом, и своим танцем под известный шлягер "Сделано в Индии". И группа корейских почитателей театра. Они очень сосредоточенно и собранно хором поют Корейскую песню. Помощник же пытается всех отправить на Ошский рынок. Они -претенденты - не очень отвечают его, а значит и Мэтра представлениям, каким должен быть Актер. В итоге все оказываются на Ошском рынке. На самом деле это совсем не придуманный эпизод. Многие актеры прошли через этот неизбежный в трудные годы становления театра "пункт" новой рыночной экономики. На этом месте Театр - высокое искусство - новое время - эпоха перемен, трудная жизнь и

отчаянное желание заниматься своей профессией драматически и, слава Богу - на сцене комично, пересеклись.

Театр стал Домом для многих молодых людей. Театр их обогрел и дал возможность творить, со смехом вспоминать свои "университеты". И это реальность.

Молодые люди - молодые актеры театра А. Умуралиева так прожили эти первые пять лет в новой молодой жизни республики Кыргызстан. Они не потерялись и более того, они с выдумкой и со смехом, с огромным энтузиазмом и творческой заразительностью, и энергией могут рассказать о своей короткой и содержательной Истории. Занимательно! Поучительно и что очень важно - обнадеживающе!

"Вечерний Ташкент" 20.11.90

ПРО СВОЙ ТЕАТР...

Осмелюсь сказать, что театр "Ильхом" не начинается с вешалки. Здание, где он располагается, не возвышается обособленно от прочих строений, близрасположенных, не предваряется привычным сквериком, он не обнесен классическими колоннами и мраморными подступами... Придя в "Ильхом", вы окажетесь в светлой и просторной паузе выставочного зала, там же темная пещерка бара, дальше две площадки, которые в обычных театрах могли бы называться верхним и нижним фойе. Между ними - лестничные пролеты, они ведут вас вниз. К геометрическим "подмышкам" и к длинной "кишке" - коридору с неожиданными в нем пилонами - колоннами - чрево подвального помещения. Перед спектаклем здесь толпится зритель. Лицом к лицу и очень плотно к стенам, где намечена подписями генеалогия зрителей всех поколений, где развешаны картины. Пожалуй, этот не очень громогласный, вернее сказать, притихший перед спектаклем зритель - гордость Театра. Вскоре он медленно начинает продвигаться вперед, в зал. Он проваливается в полутемный зал, недолго толчется, пытается сориентироваться в нем, потому что на каждом спектакле места зрителей располагаются по-разному. Мест в зале не много. И они всегда все бывают заняты. Для приглашенных их тоже всегда бывает много - стулья подставляются так, что никаких "проходов" в зале не остается. В маленьком зале мир делится надвое. Те, кто пришли смотреть спектакль, усаживается плотно и катастрофически близко к тем, кто будет играть. Спектакль начинается с очень высокой ноты напряжения, отчаяния,

паузы, тишины. Спектакль начинается с конфронтации. Не потому, что зритель не знает свой театр и ждет провала, а потому, что каждый раз должен убедиться, что он сделал правильный выбор, что это его театр. И "Ильхом" его не обманет.

"Ильхом" как театр начинался с позиции. С позиции, какую он занял и какую он себе программировал. Как в искусстве, так и в общественной жизни города, а по мере того, как прибавлялись годы, так и в жизни республики, страны. В годы, которые мы теперь называем эпохой застоя, "Ильхом" представлял из себя четко выраженную оппозицию официальной идеологической системе, общепринятым нормам, как в искусстве, так и в мировоззрении. Вернее, театр оказывался в фокусе оппозиции, хотя никаких доктрин он не выдвигал, программ не провозглашал. И искусство театра не было публицистическим в чистом виде и театром сатиры он себя тоже не называл. Просто (хотя это только так говорится - "просто") театр преследовал одну ясную для себя цель. "Ильхом" и его руководителя Марка Вайля интересовало только одно - по-настоящему профессиональное искусство. Где важны оба понятия: профессионализм и искусство. Здесь театр не могли устраивать ориентиры средние или, скажем, "местные". Театр не мог себе позволить быть лучшим в городе или в республике. Он должен быть единственным и лучшим. "Ильхому" это удавалось.

Ташкент - не театральная столица. Но "Ильхом" напоминал театральным столицам и центрам нашей страны, что в Ташкенте есть настоящий театр. Премьеры "Ильхома" часто перекликались с лучшими театрами страны. И этот театр строил свой репертуар по высокому рейтингу первоклассных театров страны.

"Утиная охота" А.Вампилова начинала этот высокий счет. Театр поставил эту пьесу тогда, когда она только-только

пробивала себе дорогу. На площадке этого театра шла пьеса Е. Разумовской "Дорогая Елена Сергеевна" и была закрыта официальными властями после восьмого спектакля проката. Здесь были показаны спектакли по замечательной прозе Ч. Гусейнова "Магомед, Мамед, Мамиш", "Мещанская свадьба" Брехта (этот спектакль с успехом идет и поныне). "Фирменным" ильхомовским спектаклем был спектакль - парадокс, лирический трагифарс по пьесе С.Злотникова "Сцены у фонтана".

Но своеобразие театра "Ильхом" - это не только его "свой" репертуар, но то, что под его крышей всегда свободно собирались и могли экспериментировать, пробовать свои силы молодые творческие люди. В этом театре начинало практически все нынешнее молодое поколение режиссеров города Ташкента. "Ильхом" не только "давал" молодым творческим людям, но и многое "брал" у них. Все они, безусловно, внесли часть своей энергии, души - в духовное "Я" театра. И это привлекало в театр все новые и новые силы. Как никакой другой театр, "Ильхом" пополнялся новыми творческими молодыми людьми естественно и живо.

Сейчас в театре живет своеобразная группа в большом "Ильхоме". Это группа клоунов - мимов, которая называет себя "Птицами с юга". Они со своими спектаклями "Регтайм для клоунов" и "Клоумадеус" в постановке М.Вайля составили еще одну привлекательную ипостась театра. В спектаклях этой группы видятся новые творческие возможности, пределы которых трудно обозреть. По сути, группа "Птица с юга" - театр в театре. Формально театр от этого не становится громоздким и ему очень далеко количественно до гигантских и неповоротливых размеров государственных театров.

Кто видел спектакли группы "Птицы с юга", конечно же, не забудет эту великолепную четверку мимов -

клоунов, которые делали спектакль из ничего. Эти спектакли, поставленные Марком Вайлем, собирались из разных миниатюр, где пластика, клоунада, маленькие сценические трюки, разного рода пародийные сценки складывались в необычное представление особого жанра и свойства. Своеобразные небольшие камерные спектакли - притчи на четыре голоса, которые в пространстве театра М. Вайля обретают особое измерение и неожиданное качество. "Ильхом" с приходом "Птиц с юга" обрел еще один объем, еще одно духовное пространство, которое углубило суть театра и украсило его жизнь.

Самим строгим судьей "Ильхома" стало Время. Мало какой театр-студия нашей страны может поспорить с "Ильхомом" в творческом долголетии. Театр М.Вайля живет плодотворно сегодня и имеет большие виды на будущее потому, что ''Ильхом'' не есть замкнутая на себе система, "Ильхом" открыт новым идеям. В нем возможны противоречия, теоретически возможны и художественные провалы, но это, как говорит замечательный Жванецкий: "Ну, это - жизнь!" Главным достоинством этой труппы, достоинством М. Вайля является постоянное стремление играть профессионально в Театр. В Театр, который умеет тонко и умно понимать и чувствовать жизнь во всех ее ипостасях.

Одна из последних премьер театра - ''Прошло 200 лет" по пьесе А.Кима - еще раз убеждает нас в этом. Бесконечный космос, двухсотлетнее прошлое и такой же "давности" будущее как бы связаны невероятно "некоей" материей - человеческой Душой. Меняется облик материального мира вокруг нас, меняются интерьеры жилищ и покрой костюмов, но круг наших душевных проблем, боль и отчаяние, печали и радости, любовь и ненависть наша к ближним роднят нас и делают нас людьми?! Так и по слову

Божьему, так и по людским понятиям и человеческому разумению, так и по А. Киму - М.Вайлю в спектакле "Прошло 200 лет". В спектакле одна из лучших ролей "ветерана" "Ильхома" М.Каминского. М.Каминскому удается "пробить" свою щедрую характерность и на наших глазах проделать немыслимую операцию. Муки героя и человеческая суть актера Каминского соединяются в некую живую плоть, способную больно ранить...

"Ильхом" - театр, который не располагает постоянной большой труппой. Но во многих спектаклях этого театра играют актеры, которые во многом определяют его "лицо". Это М.Каминский, Г.Луковникова, С.Норбаева, И.Александрова и другие. Сегодня "Ильхом" определяется как новое формирование, формальное образование, но об этом позже. Многие театралы Ташкента считают "Ильхом" своим театром. Автор этих строк - один из них.

"Комсомолец Узбекистана"

18.11.88

"КЛОМАДЕУС"

Театральные актерские судьбы часто складываются так, что актер, замечательно начинавший в одном театре, вынужден бывает уходить. Режиссер покидает театр, который породил. Театральному критику далеко не всегда приходится писать только о "своем" театре. Мы, театроведы 1974 года выпуска Ташкентского театрального, часто говорим: "Мы родились в рубашке! Мы все вышли из "Ильхома"!"Ильхом" - наш дом"...

Так случилось, дороги наши надолго разошлись с театром.

Москва, учеба в аспирантуре. Потом - "в людях" и не дома. Идя на новую премьеру в театр-студию, после долгой разлуки, думалось о том, что "возвращаться" в дом, из которого ушел (пусть волею судьбы) не просто. Все поменялось другие люди, другие нравы. Вот и администрация - не очень любезны, на контроле - грубоваты?! В "наше время" - здоровались. Тяжело, не просто. Нет - все не то.

Вот так был настроен на спектакль. Готов все "не принимать". Марк Вайль (его-то голос узнаю) программку зачитал в микрофон. Спектакль начался...

Мрак. Черные одежды сцены. Черная коробка. Дверь - зеленовато-синяя (под "железо") трапеция, основанием вверх. Оконная рама - туда же в темень. Появится на сцене первый исполнитель и картина сцены обретет свою завершенность. По колориту, по сложным образным переплетениям и ассоциациям эта картина -"от ребра" австрийского писателя Франца Кафки. Чуть отступая от разговора о спектакле, скажем, что не случайно, едва ли не забытый в годы застоя писатель сегодня возник на страницах нескольких толстых журналов. Мотивы маленького человека, попранного достоинства, фантасмагории бюрократической машинерии, низведшей личность до положения "винтика", до "тени", бесконечность одиночества и тоски, коридоры и тупики некоммуникабельности, больные безумные души и великое чувство сострадания - к потерянному, потертому, серому, забитому безгласному существу - Человеку, - чувства и мысли, безоговорочно относимые к "издержкам буржуазного общества", оказалось, были во многом созвучны недавнему нашему прошлому...

Появился первый человек - клоун-мим Е. Брим - все четверо исполнителя спектакля - актеры группы, которая именует себя клоунами - мимами "Птицы с юга". Несуразный, длинный, стриженный наголо, в пижамной

куртке и коротких штанах с нелепо большими ногами в белых тапочках. Пижамная пара в полосочку на сцене - сильный и мрачный эпитет, который в этом спектакле, вызывающем самый широкий спектр ассоциаций и на них рассчитанный, воскрешает в нашей памяти мысли то о психиатрической больнице, то напоминает нам о мрачных застенках концлагерей. Скажем сразу, этот спектакль во многом построен на жестких, бьющих по нервам звуках, красках, картинах, эпизодах, событиях, казалось бы, собранных и воссозданных для того, чтобы лишний раз оттенить хрупкость, незащищенность, ранимость смешного и жалкого, мягкого, иногда упоительно лирического и мечтательного, коварного, мелкого, злого и доброго, удивительно многообразного человека.

Е.Брим, Р.Нуриддинов, О.Луговской, Р.Валитов предстают перед нами в целой серии эпизодов, миниатюр, сценок, этюдов, очень разных по своему характеру, предполагающих в них такое разнообразие внутренних состояний, внешних масок, обликов, типов и типажей, что кажется, такое не под силу никакому другому актеру другого театра. Браться перечислить все "краски" этой серии - обречь себя на долгое и неблагодарное занятие.

В этой группе, в этом сообществе, в словосочетании "клоун-мим" во главе с очень сильным режиссером драматического театра, в этой многожанровости этого замечательного союза, нам кажется, заключены истоки и во многом не очень обозримые перспективы их возможностей. Тайна некой очень емкой многогранности этого спектакля поразительным образом невероятно малыми средствами сумевшем сказать о многом. О том, о чем многие театры, оказавшиеся в прострации - о чем говорить?! - хотели бы, но сказать не смогли.

Теперь, пожалуй, пора возвращаться к истинному началу спектакля, который в порыве ностальгических воспоминаний об "Ильхоме" давней, начальной поры, мы отметили лишь визуально и не подумали увязать увиденное со спектаклем. По ходу к зрительному залу, на лестничной площадке небольшая выставка, названная ее устроителями "Пантеоном времен застоя". Портреты вождей: Брежнева, Рашидова - в крикливо-красных ликующих рамках, скульптурные работы поры повсеместного процветания: сталевары - орденоносцы, колхозницы, герои труда - объединенные между собой безликостью и идеей дутого массового героизма и энтузиазма. Так напоминающие пресловутую "Девушку с веслом". Пантеон хорош и сам по себе, но он олицетворяет собой еще и парадную сторону той жизни, о которой рассказывает спектакль. Он как бы служит ширмой жизни, где усиленно внедрялась безликость, где человек лишался не только собственного лица, собственной индивидуальности, но и собственного достоинства.

О чем говорить? Когда говорить не о чем, когда говорить надоело. Когда вранье стало нормой жизни, когда все слова донельзя обесценены, когда никто ни во что не верит, когда все вывернуто наизнанку, когда нравственные ценности до предела извращены. Здесь, пожалуй, не до слов. Может быть, поэтому вся эта затея и задумана, чтобы доискаться до утерянного смысла слов и дел?!

Спектакль очень последовательно и упрямо следует по пути восстановления утерянного смысла простых истин и изживания и осмеяния в себе и окружающих, увы, привычных "перевертышей" действительности. Путь этот вовсе не однозначен, не прямолинеен. Он складывается из пересказа и показа маленьких иносказаний, притч, шуток, аллегорических сценок, подсмотренных в нашей жизни

и гротесково, комически гипертрофированных, искаженных настолько, что странным образом перекликаются с нашей явью. Это схоже с лечением болезни, практикуемым в народе - "клин клином вышибают". Вайль показывает болезнь, скрытую в обществе, прикрытую официальной фразой благополучия, возведенную в степень, доведя до абсурда.

Если человек смеется в песне, то в спектакле он смеется до колик, гомерическом хохотом, смеется до изживания из себя всего того, что делает его человеком и на наших глазах, смеясь, он превращается в некое чудовище, труп, рухлядь, которую остальные собратья складывают в тележку и с грохотом вываливают на свалку... Все время в репродуктор кто-то хриплым потусторонним голосом выкрикивает одну и ту же фразу о том, что не следует свои вещи доверять посторонним лицам, и каждый из действующих лиц судорожно хватает свои побитые чемоданы и ретиво охраняет свои пожитки. Как уныло и "претерпело" люди стоят в очереди! Неважно зачем, неважно, "что дают" - важно встать в очередь и важно получить, что дают. Потом важно ''отоварить" свой талон, сесть вместе со всеми в поезд и поехать. Важно поехать и важно получить положенный стакан чая с половинкой (дефицит!) кусочка сахара и приехать в никуда! И продолжать свою абсурдную жизнь с потерянным лицом в потерянном времени и пространстве.

Изнанка жизни, изнанка радостей, изнанка смысла, некое Зазеркалье существования...

Некие шабашники в строительных касках, с лопатами - шагают, как солдаты кремлевской гвардии, вытянув до упора носок и высоко поднимая ноги. Ревнители собственного величия, взбирающиеся на пьедестал, сложенный из 3 кирпичей, старики, ностальгически страдающие синдромом "отца", "вождя" и "сильной руки", с плачем припадающие к плечам монумента.

"Перестройщики", выползшие из щелей с лозунгом "выражаем протест" и выпивающие водку под гром духовой маршевой музыки, сплачивающей их в ряды "забастовщиков" против антиалкогольных постановлений. Монстры, готовые утопить в забвении как моцартов, так и сальери, лишь бы утопить, уравнять, сотворить болото. Обывательница, "фиксирующая" уставные указания полоумного солдафона.

Бродяги, умыкающие мокрые тряпки с веревки, которая их же повяжет и утянет в бездну. Манекены, демонстрирующие фантасмагорические костюмы и играющие в игры процветания и бред цивилизованности...

Весь этот калейдоскоп картинок, карнавал с оттенком черного юмора, сложен авторами и исполнителями спектакля в представление, которое они назвали "Кломадеус". Умно, точно, вдохновенно соединив возвышенное "Амадеус" с комической, гротесковой клоунадой и найдя, нащупав, интуитивно почувствовав, что поиски своего "Я", обретение человеческого достоинства и сути трудно сегодня пересказать избитым словом, затертой фразой. К самим себе мы сегодня можем пробиться, только "отыгрывая" свою душу, ища ее в "невысказанных" слезах и смехе...

Что касается нашего дома? В него, судя по этому спектаклю, поселились талантливые люди. Но живут они в другом окружении. Среди людей, которые не строят дом, а эксплуатируют его и считают расходы. И это тоже примета сегодняшнего дня. Правда, хорошо было, когда здоровались. Но это восстановимо, вполне.

"Народное слово" 4.01.92

ТРАГИФАРС НА ФОНЕ РОК-ТУСОВКИ

Марк Вайль начинал ставить спектакль "Мой белый мерседес" по А.Шипенко в Большой стране, у которой "поехала крыша". Премьерные спектакли пошли уже тогда, как наш Большой Дом разобрали по кирпичикам. Хотя жизнь спектакля строилась на точном соотнесении мироощущения героя - Иоанна с масштабами одной шестой планеты всей. "Мой белый мерседес" впрямую соотносился с "историей вопроса", с процессом распада империи и говорил о "помыслах и чувствах" героя "внутри" этого движения. А вышло так, что спектакль подоспел уже к определенному итогу, к новому историческому времени. То, как спектакль М.Вайля проецируется на жизнь отдельно взятого, суверенного Узбекистана, без преувеличения - вопрос фантастически интересный, но - особый.

В наше обильноговорибельное время слова не равны сами себе. Тёрты, биты, затасканы, одним словом, чтобы сказать о чем-либо, надо предварительно долго договариваться или изъясняться "с ног на голову". Что Марк Вайль и делал в "Клоумадеусе". В последней по времени постановке - "Мой белый мерседес", в "Ильхоме", как после долгого поста - словоизвержение. Слова, конечно, от Шипенко, но то, как они говорятся, придумано М. Вайлем. И здесь Марк Вайль не переводит слова в немую речь клоунов и мимов, не уславливается с нами о том, как их надо понимать, а превращает их в бесконечную цепочку перевертышей, розыгрышей, словесную "лабуду". Неадекватность слова и его "номинала" - есть изначальное условие словаря героев, есть начало фантасмагорической

игры в сдвинутый с собственной оси мир.

Что на часах?
Пора любви иль смерти?
Что на дворе?
Чума иль ренессанс?..

Жесткая партитура спектакля не кажется строго зафиксированной. Архитектоника спектакля свободна- действие будет разворачиваться как некий театральный вариант "потока сознания". Все происходит по воле Иоановой воспаленной прихоти.

Смешение пластов в спектакле происходит на всех возможных уровнях: эстетическом, этическом, смысловом, жанровом... Смещение и смешение происходит вслед за жизнью, как говорится, с учетом всех реалий открывающейся, складывающейся на наших глазах Новой истории. Прочитать "многоканальную запись" спектакля непросто, но можно, если не быть упрямо глухим и слепым ко всему тому, что сегодня нас окружает, и в чем мы живем.

Проследить же и воспроизвести не "цепочки", а целые ассоциативные построения, следующие от "вольных" мизансценических "танцев", конфигурации, слов от печки, от Бога, от наболевшейся души... Помилуйте. Спектакль весь "опрокинут" на зрителя. И большая часть его достраивается, доживается в воображении, в душе...

М.Вайль ничего не усложняет специально, он строго последователен и предельно искренен в поверке своих мыслей и чувств жизнью. Здесь трудно придраться, а подозревать его в "изысках" сегодня, кажется, и смысла нет.

На сценической площадке театра "Ильхом", собственно, в одной из половин небольшого павильона спектакль начинается еще тогда, когда Вы в суете и в волнении, приглядываясь к тому, что на "сцене", рассаживаетесь на своих местах. Без высокой театральной

паузы, буднично и прозаично. Даже поначалу кажется, что актеры "не ждали", да и не актеры они вовсе, те, кто "замешкался". Хотя в этом странном театре все "не как у людей".

Какие-то парни "с подъездов" продолжают настраивать свои инструменты. Девушка (Любовь Рязанцева), по-видимому, ассистентка, уныло передвигается по площадке - на "нее" ставят свет. Вот-вот она пошлет всех к черту - что, впрочем, она и делает - и хлопает своей киношной хлопушкой: "Мой белый мерседес", дубль -1.

А на площадке трое мирных Гэбистов держат под "колпаком" некоего Жеку (Борис Гафуров). Дело плевое. Всем давно все ясно. "Стороны" знают друг друга как облупленные, по длинному списку дел, которые они друг другу учинили. Сейчас Жека - очередная жертва, которую надо убрать. Под давно просчитанный, вполне предсказуемый и совсем необязательный треп, Иоанн (Глеб Голендер) - начальник тройки - приведет приказ в исполнение. Все похоже на ритуальный танец. Двое подручных: Петр (Андрей Афанасьев) и Павел (Александр Панченко) - красиво - в стильных костюмах и шляпах - о, незабвенное ретро! - сидят на заднем сидении изящно раскуроченного мерседеса. Иоанн в белом длинном плаще, в широкополой шляпе -- тоже стильный и тоже красивый - говорит, ходит кругами, как кот за мышкой Жекой, и чуть ли не в страстном объятии, как бы проделывая замысловатые па знойного танго, сладострастно убивает своего давнего подопечного. Иоанн любит мальчика Жеку и дисциплинированно, строго следуя указанию, убивает Жеку - диссидента.

Все это происходит в первые минуты спектакля. Большое па спектакля раскручивается с этого кровавого дуэта. Балетная терминология в разговоре об этом

призрачном спектакле вполне уместна. Небольшое сценическое пространство, окруженное некими приметами, обозначающими вполне абстрактное место действия -"съемочная площадка" -лишенное конкретных предметов, кажется, создано для действа пластического, танцевального,

Пластические партии персонажей, кажется, расписаны рукой не Марка Вайля, а по меньшей мере мастера пластической драмы Гедрюса Мацкявичуса. Затейливо и контрастно движется Джин и Джим - Михаил Каминский. Он, большой и грузный, лихо преображается то в маленькую и послушную, преданную собачонку, то становится неприступным и властным Джином - так узнаваемым Отцом народов. Долгий и тяжкий пластический монолог Иоанна -Г.Голендера сродни змеиной изворотливой кривой, с той только разницей, что Иоанн не "'сбрасывает шкуру'', а выворачивается наизнанку. Делает это с привычной и мучительной болью, избавиться от которой ему не дано.

В спектакле не только замечательно двигаются, говорят, но еще и поют. Замечательная рок-группа здесь не случайна. И оказалось она не по воле вездесущей моды. Симпатичные ребята и поют хорошо, стильно. Все кажется, что те - кому сегодня сорок - не умели так. Искренне и равнодушно. Вернее, искренне и отстраненно. Быть во всем, знать и понимать, писать хорошие стихи и не "бороться", не ''верить", а жить - петь об этой самой жизни, но только как бы со стороны, соблюдая некую дистанцию... Не вписываясь в ту самую кругом виноватую систему. Музыканты в спектакле, как те коты, что ''сами по себе", органично и естественно живут в спектакле. Но их жизнь и их присутствие - это еще одна возможность взглянуть на все происходящее глазами тех, кому сегодня до тридцати. Еще одна очень важная примета времени, если хотите, назовите это нарождающимся плюрализмом в видении мира. Это и еще

один вектор действия внутри спектакля.

Алексей Шипенко - автор пьесы "Мой белый мерседес", кажется, тоже из поколения рок - музыкантов. Так же искренен и так же отстранен. И пьесы его, как рок - баллада, скорее не плод пережитого, а "увиденного". Его пьеса о нас, тех, кто на десятки лет старше.

Марк Вайль автор спектакля, скорее, в числе героев пьесы. По возрасту, конечно, и по мироощущению, в известном смысле..,

Это другое поколение. Воспитывалось оно на другой героике и на других песнях. Пели хором про "того парня" и теперь вот с "сединою на висках" все вместе дружно пересматривают историю, которую, увы, в лучшем случае просто перевирали. Пересматривают мучительно и восстанавливают кровью.

Алексей Шипенко умеет все, что творится, все, что живо вокруг него, на первый взгляд, мало соотносимое, без особого разбора "собирать" в пьесу. И в этом оказывается больше правды - жизнь складывается и трагическая, и комическая, и болезненная, и смешная. Марк Вайль же умеет "прожить" этот "поток жизни" на сцене, реализовать весь этот страх и ужас, очеловечить весь этот "грех и смех".

Страсти по Иоанну от А. Шипенко разыграны на площадке театра, как некое кино, где главная тема- это своеобразное покаяние героя - Иоанна -Г.Голендера. Поскольку институт покаяния, раскаяния в содеянном строго изживался из нравственного обихода - слабо теперь бухнуться на колени перед честным народом - не поймут, не примут, а то еще обсмеют, то и раскаяние героя формально исполнено, как долгий обряд саморазоблачения, как некий мучительный душевный и физический стриптиз. Глеб Голендер- молодой актер, проигрывает свою даже по возрасту "не по плечам" роль, как что-то уже не раз прожитое. Играет в зависимости

от самочувствия то отчаянно, то азартно. Иоанн болен. Диагноз Алексеем Шипенко прогнозирован. Марк Вайль определяет болезнь доподлинно, и воспроизводит ее вместе с актером со скрупулезной рассудочностью, с холодной изысканностью и виртуозностью. И вовсе не для того, чтобы вместе с нами, зрителями, "пировать" в анатомическом театре. Марк Вайль делает явным то, что пришло в наш сегодняшний день вместе с нашей недавней историей. У Иоанна - особый род душевной болезни. Она у него стерильна. Душа Иоанна не способна к самовозрождению, как не способна оплодотворять и души вокруг. Иоанн и по профессии, и по убеждениям - первый человек Системы. И если она потерпела по всем статьям крах, то дитя ее, плоть от плоти -Иоанн- не человек, а некий миф в обличии человеческом. Иоанн - больное нутро системы... Поймем ли мы Иоанна, простим ли? Это уже наша сегодняшняя почти житейская проблема...

В спектакле нет слов о болезни. И о системе тоже никто не упоминает. Спектакль, возможно, вовсе не так однозначен, скорее всего, нет. Хотите, примите это как еще одну версию. Тем более что Тема в спектакле развивается многовариантно...

А исполнено это драматическое действо на ''съемочной площадке" a la Kappa ("Воры в законе"), где киношная романтика сращена с киношным же кичем. Где лазурный берег моря, где белый мерседес. Такое сочетание несопоставимого: трагической исповеди и залитой светом "юпитеров" декорации -принципиально в этом спектакле, важно рассказать о печальном, болезненно драматическом не только без пафоса и '"звонкой" тишины, но и напротив, с киношной суматошностью и кичевой крикливостью.

Ирония, сарказм, буффонные коровы и пейзанская сытая, а потому неведомая деревня. ЦРУшник. танцующий павану и кордебалет гэбистов. Джин и Джим, и еще некий

эстет, подвизающийся кинорежиссером- все в едином лице Михаила Каминского. С целым букетом пошлого конферанса, эстетской зауми, кино - и самопародия - стихия для М. Каминского благодатнейшая, чем он не преминул воспользоваться. Словом - трагифарс на фоне рок-тусовки. Жанр выдержан сполна.

"Народное слово" 18.11.92

МАГИЯ СЧАСТЬЯ И ЛЮБВИ

Марк Вайль, безусловно, замечательный конъюнктурщик! Ругательный смысл этого свойства художника, кажется, был прочно и надолго связан странностями системы. Однако трудно представить режиссера, который не слышит своего зрителя. И не знает о том, что зрителю особенно важно и нужно увидеть сегодня на сцене. Не знать и не чувствовать конъюнктуры зрительских интересов режиссер просто не может.

Сегодня в ретроспективе постановок М. Вайля особенно заметно его умение делать, казалось, немыслимые повороты именно тогда, когда на них был особый спрос. Как вовремя в театре появились "немые" клоуны. Тогда, когда говорить было не о чем или говорить больше не было сил. Как поразительно точно во времени в "Ильхоме" возник А. Шипенко - "Мой белый мерседес" - своеобразная апология распада совпала по времени с грандиозным развалом империи. И теперь, когда образовались новые государства и каждый понимает, что время "собирать камни", Марк Вайль обращается к спасительной сказке и опять, кажется,

угадывает стопроцентно.

Лицедейство, смена масок, игра - все это для актёров понятия будничные. И каждый в меру своих способностей, таланта проделывает эту работу с той или иной степенью качества. В спектакле "Счастливые нищие" соотношения: актер и его роль, работа и жизнь, жизнь и игра- смещены напрочь. Ситуация парадоксальная. Иногда кажется, что все смешалось: мы, зрители, играем в актеров, актеры же играют в нас - в итоге все играют всех. Но на этом цепочка игры в счастливых и нищих не завершается и не образует круг. Так же как и в наше непредсказуемое время, так же как стремительно меняющийся мир вокруг нас, так и в спектакле "Счастливые нищие" карусель превращений набирает сумасшедшую скорость, как увидим, коснется всех. Потому как актеры в этом случае, так же как и мы с вами - и счастливые (или несчастливые) и нищие (или богатые, которые бесконечно плачут) - живут с нами одной жизнью. И оказывается, всем нам очень хочется поверить в эту сказку, поверить в магию любви и счастья.

"Счастливые нищие" - пьеса - сказка, сочиненная Карло Гоцци про неведомый Самарканд и про восточного царя Узбека в прошлом веке действительно чудесным образом вдруг возникла и ожила в городе Ташкенте, о котором сам автор и не слыхивал. О театре же "Ильхом" услышали в Италии много лет спустя его праправнуки - нынешние жители этой славной страны. Сказка К.Гоцци хороша тем, что между нею и жизнью нет непроницаемой преграды. Сегодня "Счастливые нищие" -кругом. Мы все входим в новую жизнь. В новую игру с новыми правилами. И вполне возможно, что именно среди нас - тот самый Узбек, молодой царь Самарканда под видом то нищего, то имама, то султана Хорезмского. Тем более что молодой актер Борис Гафуров, играющий Царя Узбека (со всеми последующими

превращениями) во всех своих ипостасях остается немножко студентом, перебивающимся от стипендии до стипендии и, конечно, знает, что такое сегодня, скажем, снимать квартиру -молодому, многообещающему, но иногороднему... Подходи народ! Помоги начинающему! А как хорош бывший мясник, ныне правитель Самарканда Мухаммад Иса Абдулхаиров. Игра которого настолько искренна, открыта и непосредственна, что кажется- М .И. Абдулхаиров и не актер вовсе и не знает, что такое школа актерская, а просто чудно наивный человек. И работа его актерская так же хороша, как и картина художника- примитивиста. В ней как бы нет различий между жизнью и сценой. Сказка- так сказка! Спектакль, как сундук с драгоценностями. Мудзафер и исполнитель этой роли М. И.Абдулхаиров, Розалинда -Шоира Гиясова - студенты курса Марка Вайля, пожалуй, из тех самых чудесных открытий, мера ценности которых, может быть, измерена только "талантами".

Но есть в этом спектакле "ценности непреходящие". Это М.Каминский-Тарталья, богатейший купец из Самарканда. "Наивный" М.И.Абдулхаиров, "Разбитная" Ш. Гиясова и "Жеманный" М.Каминский составляет классное трио солистов в сопровождении хорошо налаженного камерного оркестра. Один только дуэт Тартальи и Мудзафера, состоящий из двух слов обращений друг к другу:

Мудзафер?! Тарталья?! И повторяющийся многократно, красочно и многоязычно - есть маленький театральный золотник, которому стоит посвятить немало строк хорошей умной прозы, чтобы достойно его описать.

В спектакле, как и в жизни, намешаны все жанры, кроме скучных. Почти детективная история царя Узбека, вот уже четыре года скитающегося под разными обличиями, дабы познать жизнь своих подданных без прикрас. Почти трагическая история Мудзафера, бывшего мясника, а ныне

- тирана, правдами и неправдами оказавшегося на троне. Почти трагикомическая история Бригеллы, ремесленника из Бергамо (М.Сорский), ныне нищего, вечного неудачника, еврея, которому- таки свалится на голову неожиданное и невиданное счастье. И он устроит- таки счастье своей единственной, но чудовищно неказистой дочери Омеги (А. Завьялова), знающей только одно слово: "Больше!" Бесконечная вереница почти романтических историй любви:

Дземруда (М.Турпищева), отвергнутая жена Тартальи, счастливо обретает своего Саэда (Б.Матчанов), в прошлом военного из Коракорана, Труффальдино из Бергамо (А. Афанасьев), влюбленный в Смеральдину (Л.Эльтаева), добьется своего и увезет свою возлюбленную из Самарканда...

Словом, каждый нищий обретет свое счастье под крышей этого театра. Каждый несчастный узнает, что такое удача и везение, если только не поддастся самому страшному из грехов - не впадет в уныние.

Все эти почти невероятные приключения происходят на привокзальной площади, где каждая история становится чуть сентиментальной. Всем радостным и печальным событиям суждено иметь необычное и неожиданное продолжение. Вокзал этот представлен художником Василием Юрьевым нехитрыми средствами: зеленая сетчатая ограда с мозаичными вкраплениями, большие часы на "фронтоне" с лежащим рядом мечтательным Труффальдино (Г.Голендер), - все вместе может быть означено как дом, где живут Надежды. Где бездомные находят приют, где неведомые дороги сулят перемены и непременно к лучшему!

Архив театра "Илъхом"

КРУГ

Все в этом спектакле "Белый, белый черный аист" происходит вокруг дерева. Дерево устроено на середине сценической площадки Театра "Ильхом". На железный, видимо, столб одета кора из мешковины. Крона - сухие ветви концами вниз - похожа на большой прозрачный зонт. На сучьях этого призрачно - красивого дерева подвешены качели. Дерево произрастает на поляне главного героя этой драматической истории - Махзума (Б.Назармухамедов). Этот подросток -переросток до сих пор "играет в куклы". Тут у него на поляне гнездятся аисты, тут же тайник, где он прячет свои стихи, посвященные тем же аистам - ангелам. Махзум -"хозяин" этой поляны детства, но он славный парень и готов со всеми поделиться как своей поляной, так и своим новеньким чапаном и даже деньгами, если понадобится. Другие юноши его возраста в те времена. - конец XIX -начало XX вв. Узбекистан, - во времена отрочества чудного писателя Абдуллы Кадыри. - уже становились отцами семейства.

А сказочное дерево на поляне Махзума очень похоже на своего хозяина, - если мир вокруг него перестает верить в чудеса, в аистов - ангелов, то необычная крона его может "съехать" по стволу - рухнуть аж до самой земли. А пока крона дерева высится под самым потолком, усеянном театральными фонарями - картина очевидно тревожная. Оттуда же свисают подвешенные на веревочках кувшины, в которых "сложено небо". На земле чуть в отдалении от дерева кумган с водой, ... для омовения рук. По углам поляны сложены стопками курпачи. Так временами поляна будет обозначать дворы: "на оба Ваши дома": Махзума и его

будущей невесты Мохичехры (Р.Шахабиддинова).

Так сценография Ш.Абдумаликова, стильная работа художника по костюмам Н.Юлдашевой оснащены деталями скупо, но вкусно. Детали по фактуре, рисунку линий строго инструментированы в рифму с музыкальным оформлением спектакля (Аз.Садыкова). Все вместе - вся партитура спектакля - это небольшая, но емкая инструментальная пьеса:

поэтическая и печально драматическая одновременно.

Замечено, что все любовные драмы и трагедии как-то схожи с "Ромео и Джульеттой". Любовь и ненависть и кружащие вокруг дерева, враждующие семьи, не в первый раз калечащие юные души своих детей, буквально рифмуются с поэзией Шекспира.

История, пересказанная театром - очень "закрытая", интимная, исповедальная. И написана она не для "чужих" глаз и ушей, тем более не предназначалась для сцены. Это дневниковые записи великого Абдуллы Кадыри. Зарисовки, в которых есть главный персонаж - Махзум, сын учителя Медресе...

"Так больно!", "так стыдно!" - это вопли Махзума, которому в сердце вонзаются ледяные осколки от "взрослой" жизни. Махзум же пытается устоять, сохранить себя таким, какой он есть. Но сила, опыт, "множество" и много других приемов и приспособлений для "приручения" поэтов выработала махалля, взрослый мир, люди. И борьба идет неравная, по большому счету, безгласная, проливаются невидимые миру слезы. "Закрытость" записей, интимность в спектакле бережно сохранены, благодаря чистоте "озвучки" и жанровой определенности. В версии театра нет элементов торга, желтизны. Весь спектакль адресован отдельно взятому зрителю и слушателю, готовому не к обсуждению тайн исповеди всуе, а к обоюдному пониманию и прощению. Несмотря на то, что история, пересказанная театром,

удивительно достоверна, узнаваема во многих подробностях, - степень условности всего происходящего такова, что все, что происходит реально, сохраняет свою поэтическую емкость. Призрачность воспоминаний о детстве, прозрачную, хрустальную легкость и решимость. Такое ощущение, что если слушатель, зритель не окажется на высоте и проявит незапланированную бестактность, спектакль может оборваться на полуслове. Зрителю отведена роль пастора, и он - зритель - оказывается достойным партнером театра.

Мальчиковый костюм тех времен состоял из белых штанов и длинной белой рубахи - "яхтак". На голове белая холщовая круглая тюбетейка. Некоторые "недоросли" вроде Махзума долго сохраняли свои ритуальные косички от "сглаза". Бегали, конечно, босиком. Дети подростки - юноши, а в те далекие времена "взрослели", как уже было сказано, рано,- в спектакле носят белые одежды (художник по костюмам Н.Юлдашева). В этом спектакле и дети, самые "испорченные" и "уличные", и те, кто становятся мужьями и женами -остаются невинными, чистыми. Взросление людей не очень напрямую связано с прожитыми годами. Махзум в своем белом наряде с круглой улыбчивой физиономией, с пухлыми щечками -этакий махаллинский Пьеро, отчаяние и грусть которого пока еще впереди...

"Матеря!" "Матеря!" - крики мальчишки, продавца материй, тканей (Ф.Холджититов) и бег по кругу вокруг дерева - звонкое начало спектакля. Продавец материи, имени которого мы так и не узнаем, бегает по кругу, провозглашая жизнь. Веселую, утреннюю, раннюю перекличку торговцев. Он зазывает покупателей, но, кажется, отдается миру, открывается ему, чтобы, в свою очередь, радостно объять необъятное. И с первых же шагов наталкивается на неожиданное. Сначала дергая подвешенный кувшин за веревочку - на него опрокидывается летний дождь. И тут, еще

не просохнув, буквально нос к носу сталкивается с неведомым, желанным и запретным. Любопытная девчонка, откликнувшись на его призыв: "Матеря", бежит опрометью прямо на ошалелого продавца. Случилось неслыханное, невиданное. Продавец материи, славный парень, увидел совсем юную красавицу без паранджи. - Не смотри на меня! Да это не она, а он просит юную красавицу не смотреть на него, еще не одетого после купания. А девочка - девушка глаз оторвать от него не может... "Скажи, как твое имя?"- кричит она вслед убегающему оторопевшему юноше. Это пролог, прелюдия - маленькая история любви. Она так и останется недосказанной, недовыясненной. Поскольку события в спектакле бегут друг за другом по кругу, подгоняя друг друга, наслаиваясь друг на друга, все более набирая трагические обороты.

А Махзум тем временем сталкивается со своей любовью. Красивым мальчиком Мухаммадкаримом.У двух исполнителей этой роли персонажи разнятся. Красивым можно назвать Рустама Исамова. Красивый, но несколько заторможенный Мухаммадкарим никак не может понять, что происходит с Махзумом. Он озадачен, но в дружбе с сыном учителя, пожалуй, заинтересован. Мухаммадкариму Махзум кажется слегка придурком, но если трезво поразмышлять, то от Махзума, от взглядов его вреда, кажется, немного... Мухаммадкарим в исполнении Е. Туйчиева- себе на уме и, кажется, сразу просек все выгоды от дружбы с поэтом - шалопаем Махзумом. Ну и финал этих непростых отношений в исполнении двух актеров воспринимается по-разному. Мухаммадкарим -Р. Исамов -так до конца и не понял, за что ему такие напасти. Будущее его кажется действительно беспросветным. Мухаммадкарим Е. Туйчиева - выберется из любой ситуации, да еще и с выгодой для себя.

Махзум смущает Мухаммадкарима своим радостным улыбчивым взглядом влюбленного. Махзум! Мы мужчины! Махзуму все нипочем. Наконец-то он встретил друга! Он рос болезненным и одиноким. Не знал мальчишеских уличных игр. Не знал или не очень делил любовь на то, что можно и то, что нельзя. Кажется, что он любил все подряд:

свою поляну, свое дерево, своих аистов - ангелов. Появился на поляне Мухаммадкарим- он и его полюбил. Он очень дорожил дружбой с Мухаммадкаримом и шел к нему открыто и радостно. Нужен ему новый чапан?- пожалуйста. Деньги? - Махзум и деньгами сумел помочь. И на плов Мухаммадкарима приглашал - готовил собственноручно. И однажды в ночь Лайлатул - кадр, когда все правоверные должны бодрствовать и возносить молитвы, Махзум среди соучеников Медресе не обнаружил своего друга, справедливо предположив, что Мухаммадкарим может быть наказан за провинность, Махзум пошел разыскивать Друга. Была лунная ночь. Махзум нашел своего друга спящим. И эта картина, открывшаяся взору Махзума в ночь Лайлатул -кадр, показалась завораживающе красивой. Махзум пробует зарисовать это ночное чудо, неожиданно для себя целует Мухаммадкарима. Возможно, поэтому друг очнулся от непозволительного сна и никак не мог понять, где он и что с ним. Пока Махзум не напомнил ему про священную ночь. Словом, пока выясняли суть да дело, началась вполне мирная, дурашливая потасовка. Именно в этот момент отец Махзума, почтенный учитель Мулла Охунд (Б.Закиров) обнаруживает двух друзей, можно сказать, в объятиях друг друга. А впал в ужас от того, что цепочка событий складывается так, что Махзуму, сыну его, не миновать огласки: его "странных" привычек, его упорного невзрослення, его влюбчивости. Людям дай только повод и в миг окажешься в числе неприкаянных. А Махзум с детства просто обречен на эту

роль. Конечно "страх", что съедает душу, "паника"- не самые лучшие советчики, скорее, -провокаторы катастроф, катализаторы, но чего не сделаешь для сохранения доброго имени. И пошло - поехало. Если мальчик Махзум стал на кого-то заглядываться, стало быть, его надо женить. Тут и сваты готовы. Поторговались, правда, но дело сладили. Махзум не знал и не видел свою невесту. Она - тоже. Но какие-то недобрые слухи о странном мальчике до нее все же доходили. Но сейчас она об этом не помнила и не думала, потому что в голове у нее и на сердце - продавец Материи, как звать его- она так и не узнала. Поэтому Махзум, свадьба, - все для нее жестокая формальность. Но дело было сделано. Только вот эти два подростка- мальчик и девочка, юноша и девушка- смотрели в разные стороны. Поначалу они и не приглядывались к друг другу и спали врозь. Родители, свахи, сводники и сводни все пытались им объяснить, приноровить друг к другу. И ругали молодых, и подшучивали, пока не довели до отчаяния. Мохичехра, как и все девочки, что взрослее своих сверстников- мальчиков, оказалась и непримиримее. В нужный момент- и злее и категоричнее, чем Махзум. Довести Махзума до ярости и до избиения ее, Мохичехре удалось. И все это вопреки. Ни Махзуму, ни Мохичехре и в горьком сне не снилось, что с ними может происходить такое. Ведь еще вчера они были детьми, а сегодня непримиримые муж и жена. Упрямство, жестокость, непримиримость и вместе с тем отвага, искренность и преданность Мохичехры сталкивается с безволием, добротой, открытостью, но и не меньшим желанием не изменять себе, быть самим собой Махзума. Много непонятного, непознанного, непоследовательного в этих юных оторопевших душах...

Мохичехра в отчаянии обзывает Махзума! Что само по себе немыслимо! По отношению к Махзуму

несправедливо, жестоко, грубо. Тогда Махзум впервые поступил "правильно" - взял и избил свою юную жену. Но оказалось опять невпопад. Это "избиение", которое, по сути, было началом примирения, согласия, взаимопонимания, на следующее утро с подачи взрослых превратилось в скандал. Огласка - вот смертельный удар по добропорядочным семьям. "Сор из избы", огласка! Суды да пересуды. Позор. Молодой Махзум, не справившись со своими мужскими обязанностями, избил свою юную, невинную жену. Круги судебных тяжб не могли облегчить ситуацию - усугубили раздор, все довели до непоправимого. Развод как печать, удостоверяющая, что судьбы Махзума и Мохичехры сломлены. И в довершение невзгод Махзума и Мохичехры вновь объявился Мухаммадкарим. Мухаммадкарим (Р. Исанов), сломленный, униженный и ослепленный в отчаянии, в смятении бросается на Махзума - виновника всех его бед. Мухаммадкарим (Е.Иулчиев) пришел к Махзуму с какими-то своими тайными помыслами. Конечно, Махзум его не спасет, но это все - жизнь, и могут быть варианты... Столкновение с Махзумом последнего -почти случайное. Мухаммадкарим точно пришел лишь попугать и вымогать, а случилось непредвиденное...

Но Мухаммадкарим Е. Иулчиева последует дальше по кругу. "А Махзум тогда умер". - Это уже слова А. Кадыри. - Трагическое признание. - "Позже я стал известным писателем". Круг первый, круг второй, круг...

Архив театра "Ильхом"

ОДИНОКИЙ ГОЛОС МЕСЬЕ БЕРАНЖЕ

Эжен Ионеско, в нашем представлении, накрепко связан с понятием "Театр абсурда". Долгое время- не имея возможности ни прочесть пьесы Э.Ионеско, ни, тем более, увидеть на сцене- у нас были четкие указания на то, как к нему надо относиться. Позже была попытка "объяснить" пьесы Ионеско средствами знакомой нам "комедии положений" или театра "реалистического",- получалось что-то пошловатое...

В итоге, а времени со дня появления такого рода драматургии прошло немало, произошло то, что, вероятно, случается только с подлинным искусством. Многое из того, что казалось непроходимо запутанным-

"выровнялось", стало вполне соотносимо с реальностью. То ли мир движется в сторону абсурда, то ли язык искусства становится все более условным, парадоксальным и мы преуспели в его понимании, то ли, на самом деле, Эжен Ионеско был гениально прост и нам понадобилось время, чтобы эту простоту освоить.

И пьесы драматурга сегодня доступны и спектакли по ним ставятся. Года полтора назад в театре им. М.Горького была поставлена "Лысая певица", а сегодня мы имели возможность посмотреть одновременно две версии спектакля "Носороги" в постановке Марка Вайля. Две версии, потому что это был совместный проект: Школы драматического искусства театра "Ильхом" и Кэрролл Колледж (США).

Первая версия с американскими студентами была "собрана" быстро, сыграна старательно, немного по- школьному, зато без помарок, и, как бы, последующая версия - ташкентская - эскизно была представлена. Настрой на

вторую версию, как говорится, уже был. И это опять же к вопросу освоения "Театра абсурда". Увидеть Э.Ионеско в исполнении тех, для кого такого рода драматургия "своя" и никогда не была "запретной" значило для нас "снять" этот Театр с придуманных нами идеологических котурнов, просто приблизиться к нему...

Большая белая палата с четкими очертаниями, выверенными углами. На гладком покрытии пола большая квадратная ванна - до поры это небольшой газон, чуть позже- роскошная постель месье Жана, которого замечательно, с гротесковым изяществом сыграл Георгий Дмитриев, -превращается в грязевую ванну - "носорожья радость"! (Сценография Василия Юрьева при участии Авроры Фернандез-Стрик, США).

А в большой палате обитают вполне нормальные, на первый взгляд, люди. Мирные обыватели французского (?) городка. Вот только у каждого есть пунктик и каждый, кажется, слегка шаржирован. И эта едва заметная "сдвинутость" заставляет нас подумать, что Палата эта, пожалуй, чуть более стерильна, чем обычное жилье: и "холодновато" в ней, и люди в ней оказавшиеся все же несколько отгорожены от мира! И все, что происходит за пределами этой печальной обители, может показаться плодом их не очень здравой психики...

В мире же - пока мы находимся в некотором смущении от своих рассуждений- происходят чудеса! На глазах обомлевших обывателей по городу протопал носорог! Поначалу предположили, что он сбежал из зоопарка. Но вскоре носорогов уже стало два! Еще немного спустя верная мужу экзальтированная мадам Беф (М.Турпищева) обнаружила, что Носорог - это и есть ее муж. В связи с этим она настроена во что бы то ни стало превратиться в носорога - муж в таком состоянии, его нельзя оставлять одного...

И очень скоро становится понятно всем, что это - "чума", эпидемия оносороживания - только еще не совсем ясно, кто этой "болезни" больше подвержен и как ей противостоять? Однако каждый следующий превращается в носорога все с большей охотой. Находя в этом акте уже много преимуществ и много оправданий своему желанию скорее последовать за теми, кто уже перевоплотился. Выискивая в облике носорогов много того, чего ''нет" в Человеке - красоту (!), приметы доброты и воли и даже обнаруживая в них нравственные и некие духовные силы...

По нашим понятиям, очевидно, что "носорогов" следует осудить, а тех, кто не хочет превращаться в животных, причислить к героям. Но не так однозначно по Ионеско и по версии театра "Ильхом". И здесь больше поводов для размышлений, нежели для обличения неправедных. Было бы, по меньшей мере, наивно так же предполагать, что Э. Ионеско мечтает нас всех оделить рецептом против болезни оносороживания, или же призывает как-то бороться с этим злом. Скорее всего, Э. Ионеско может только играть в "свою игру". Как некогда древние индейцы танцевали в свои ритуальные танцы, в надежде на удачу в охоте...

Главный персонаж - месье Беранже, единственный не "превратившийся", -тоже не герой. Скорее - антигерой. Беранже в исполнении А.Павлова - тихий человек, из "робкого десятка". Все в нем - "как у людей", выпивает, опаздывает на работу, сомневается, не "герой -любовник", скорее неудачник. И может быть и сил нет сопротивляться всеобщему "психозу", но что-то в этом "мягком" Человеке, невольно даже, но противится вожделенному "превращению".

И так в эпидемиобразной игре в носорогов обнаруживается некий тип, в котором узнаваемы все черты "нормального" человека, "негероя", но есть еще нечто, что

обнаруживается в спектакле невзначай и как бы совсем "под занавес" - господину Беранже просто хотелось бы остаться Человеком. И ему это удается.

Отстраненность и замкнутость фантазий Магритта, беспросветный морок от Кафки и очень тихий голос живого человека соседствуют в пространстве призрачно красивого спектакля "Носороги".

Еженедельник "ЭКО" 12.07.98

САЛОМЕЯ - ДОЧЬ ЛУНЫ...

Все, что связано с декадансом в искусстве, вызывает, как минимум, двоякое отношение. С одной стороны, есть завораживающая притягательность тайн Красоты и Смерти, с другой - боязнь прикоснуться к запретному, боязнь обнаружить болезнь, эту самую Красоту сопровождающую. Поэтому имена тех. кто это направление в искусстве исповедовал и пестовал - это, как правило, имена почитаемые, но всегда обособленные.

"Саломея" Оскара Уайльда в истории театра возникала нечасто. Но каждый раз ее появление на сцене служило поводом для громкой полемики, а после - за ней тянулся шлейф легенд. Тем более, что до "Саломеи" "добирались" только великие и отважные: Вс. Мейерхольд с Идой Рубинштейн, исполнившей танец "семи покрывал", как оказалось, ставший позже почти каноническим. А.Я.Таиров с великой Алисой Коонен, пластические и речевые интонации которой тоже "звучат" как музыкально -театральная классика. И, безусловно, художник Обри

Бердслей, как тень самого Оскара Уайльда, следует за ним и по сей день.

Во всем сказанном сегодня есть возможность лично убедиться, стоит только заранее приобрести билет на последнюю, по времени, премьеру театра "Ильхом". Постановщик Овлякули Ходжакули не скрывает того, что об упомянутых спектаклях великих предшественников хорошо осведомлен. И более того, он " обнаруживает' в театре актрису Карину Арутюнян, которая хотя бы за свою поразительную схожесть и обликом, и статью - с Идой Рубинштейн- должна была "примерить" роль Саломеи на себя. Рисунки Обри Бердслея, которого упоминали критики - очевидцы мейерхольдовской постановки, сегодня украшают программки ильхомовской постановки. Не говоря уже о знаменитом танце ''семи покрывал"...

И все-таки, спектакль в "Ильхоме" отнюдь не "почтительное" повторение, пусть и великого, прошлого. При, казалось бы, близких намерениях и внешних похожестях результат- художественный уровень, нынешнее "прочтение" пьесы, конечно же, другое. Время "бешеных скоростей и ритмов" низвело наш сегодняшний взгляд на эту красивую и мрачноватую историю с символических, эстетических "высот", до более грубых, земных драматических буден. Пьеса "Саломея" могла бы называться, по версии театра "Ильхома", - "Ирод Антиппа, тетрарх Иудеи". Герои пьесы в спектакле как бы поменялись местами. Саломея (Карина Арутюнян) дочь Луны, дочь загадочной, изысканной синевы - существо полуземное и таинственное, к концу столетия не изменила внешние формы, но внутренне явно "измельчала", огрубела.

Можно сказать, прагматизм века и практицизм бытия вовлекли Саломею в какие-то земные тяжбы. Саломея - К.Арутюнян - не завораживает в танце, а выигрывает (т.е.

отрабатывает) право получить голову Иоканаана. Ей не нужны доказательства власти ее Красоты, а нужно лишь безусловное исполнение ее каприза, нужна просто реальная власть. Иродиада, жена тетрарха в исполнении М, Турпищевой, тоже вышла на сцену как бы босая, простоволосая. На ней царские наряды, только нет котурн, приличествующих царской особе. Царица оказалось вполне заурядной, сварливой женой. И в этом окружении опостылевшей жены, красивой, но безумно своенравной падчерицы вполне понятное сочувствие и интерес вызывает к себе отчим Саломеи Ирод (Бахрам Матчанов). "Внутри" самого актера Бахрама Матчанова, внутри этой большой и загадочной роли и в достойном ее исполнении есть трудные и содержательные противоречия. Ирод - Бахрама Матчанова в буквальном смысле распинается на кресте. Помост спектакля - большой крест с квадратной площадкой на "перекресте" (сценография Василия Юрьева). Ирод принадлежит троим, и между ними троими - Иродиадой, Саломеей. Иоканааном (Бахтияр Закиров) - раздираем. Страх, страсть, ревность - вот те чувства, которые Ироду хотелось бы примирить, победить, гармонизировать...

Символистская, эстетская, воистину, образчик теперь уже классического декаданса пьеса Оскара Уайльда "Саломея" в силу многих причин и обстоятельств предстала в театре "Ильхом" в своей неканонической, более драматизированной, чем того выдерживает пьеса, версии. И режиссер Овлякули Ходжакулиев - постановщик спектакля во многом повторил участь персонажа своего спектакля, разрываясь между своими желаниями и намерениями сделать красивый, одухотворенный, таинственно-неземной спектакль. Обнаруживая при этом драматические неровности, углы и несообразности, когда речь идет о конкретной труппе (при первой совместной

работе), ее актерах и их возможностях. Судя по тому, что удалось сделать и достичь, познавая друг друга, театр и режиссер шли друг другу навстречу...

Архив театра "Ильхом"

ИГРЫ В СУМЕРКАХ

Все действие происходит, надо полагать, в дворцовом парке. Сцена же из себя представляет одну половину теннисного корта. Другая половина, та, что за сеткой -воображаемая. Вокруг корта - парк? Где-то поблизости - дворец? Реально мы видим только часть корта. Там за "сеткой", за перегородкой из камыша, за "клумбами" из бумажных цветов - стало быть, сад. Охотничьи угодья и собственно корт. Вдоль его краев, по периметру- подиум- "беговая дорожка". Подиум - не широкий, как раз для дефиле героев! Чем не светский набор занятий? А вокруг - парк! Идея корта замечательна! (Сценография Василия Юрьева). Игра на нем, игра вокруг него, игра в теннис и игра "ума и сердца". Игра -это реальность наполовину, полу-сон, полу-фантазия. Все так зыбко. Переменчиво. Как игры в сумерках. Когда теннисный мяч едва различим и уже играешь, чуть ли не вслепую, полагаясь на интуицию, на случай... Хозяева корта:

господа: Фердинанд, Бирон. Лонгвиль -то ли студенты "университетские умы"? - то ли господа - аристократы? Действительно - Король? Впрочем, все может быть и может быть одновременно. Вот только король (Борис Гафуров) выглядит постарше, но "студенческое" в нем не иссякло. Даже юношеское, даже ребяческое. Романтическое. Все странно. Кажется, это не Англия времен Шекспира. -

много позже, почти наши времена. Но при этом - это не "перенос" во времени, не "осовременивание", когда герои Шекспира излагали бы рекламные тексты. Что-то "вечное" английское -элегантный консерватизм?- как бы угадан. И потому, чем страннее, тем убедительнее, чем менее достоверно - тем правдивее. Вот такая вот игра в сумерках.

Король Наварры и его окружение - все молодые люди. И зимой и летом делают пробежки, совершают пешие прогулки и ритуальные променады. Одеты просто, спортивно, похоже, не только царедворцы, а молодые, симпатичные интеллектуалы. Площадка, на которой разворачиваются все события, как-то так расположена на пересечении всех трех тропинок, дорожек и даже дворцовых интриг и затей. Интриги не страшные, не кровавые, скорее, "парковые", как было упомянуто: "игра ума и сердца". Интриги тоже можно было бы назвать изящными, если бы все действующие лица этих забав были бы "на высоте" замысла, "на высоте" затей. Но об этом позже. В центре интриг и корта -статуя амура со стрелой и луком, как и положено, наверное, в любовной драме и в парковой планировке. Статуя, конечно, будет оживать, и "играть" пажа Мотылька так мило! Так мило! Но прежде "Пролог". Все действующие лица спектакля совершают променад "вокруг" площадки. В разных ритмах, что-то произнося под громко звучащую фонограмму песен "Битлз", с разными аксессуарами: таблички, обозначающие времена года, зонты,

детали костюма. Маленький пролог емко, лаконично и стильно (не забудем про то, что герои дефилируют по подиуму) представляет большой кусок "прозы"... "Так прошли Зима, Весна, Лето, Осень..."И мы, хотя бы визуально, успели "прочесть" про героев, эпоху и разузнали некие правила игры. И действующие лица, преимущественно мужская половина, подыгрывает нам, меняя, дополняя детали

одежды - "зимой" натягивают вязанные лыжные шапки. Вообще, молодые люди - хозяева корта, дома и кажутся главными носителями "духа" спектакля. Возможно, их костюмы, точнее, в них сочетается современность, красота, лаконичность, простота, которую могут позволить себе действительно богатые люди. Эти господа чуть-чуть из века прошлого, но они же откровенно времени нашего и в их облике и светских повадках театральной правды больше, чем в мало объяснимых нарядах дам. На дамах не исторические костюмы, но и современными их назвать нельзя. Возможно для кого-то это красивые наряды, но, увы, это не костюмы, соотносимые с костюмами и временем, в котором пребывают господа. Соответственно женщины спектакля не только выглядят особо, но и правила игры, способ существования их в спектакле существенно отличается. Предположим, что внешний облик героинь - не главное, можно предположить, что одеты они по "контрасту" противу наваррпев, но ощущение такое, что эта "деталь" спектакля, с которой начинается известное "противостояние", никак авторами спектакля не запланирована...

Ну что может взбрести в голову королю в очередное дождливое утро? Когда на охоту не пойдешь, а домашние светские радости смертельно надоели. Когда первые юношеские радости и открытия позади, когда "первая" любовь, кажется пережита... Да боже ты мой! Надо заняться самовоспитанием. Дать строгий обет. Совсем неважно, что очень скоро, конечно, по стратегическим соображениям, он будет нарушен. Если рядом с Королем Лонгвиль - теоретик и подвижник такого рода начинаний, то дело будет обставлено с размахом и научно обосновано. "Обязать себя проявлять усердие в постижении наук... отказаться от всевозможных вариантов любви и оберегать себя от встреч и дел с лицами женского пола"... И, главное, привлечь к этой

затее своих близких сподвижников - обеты и самовоспитание хороши и эффективны в коллективе! А так - самоистязание одно. И так король - красивый, смуглый брюнет тридцати лет. Голос его все время срывается и возможно потому, он кажется болезненно печальным, слегка подуставшим от суеты сует. Бирон (Антон Пахомов) подтянут, спортивен - трезв и расчетлив? В нем сидит подросток, и он не ведает усталости. Соломенно-русая головка, кажется, чуть шепелявит, что не лишает его шарма. Лонгвиль, безусловно, ментор и ритор и все затеи с "воспитанием" духа Фердинанду подсказаны именно им. С таким ростом он близок к Богу, близок к идеям, склонен к самоистязанию, впрочем, как и всякий не средний человек. В сумеречных играх также участвует Дон Адриано де Армадо (Евгений Дмитриев), которого сегодня можно обозвать как угодно:

"голубым", "бисексуалом", склонным к трансвестизму. Интересно, так ли было во времена Шекспира? Но по нашим, наверное, уже устаревшим представлениям, этот господин весьма эксцентричен, горазд на выдумки, ведь он не беден и бездельничает, соответственно, он должен занимать себя и нас всякими выдумками, фантазиями: играми в слова, переодеваниями в экзотические костюмы. При этом он излучает доброту, демонстрирует альтруизм и как "друг героя" слегка разряжает, приземляет высокую риторику университетских умов. Евгений Дмитриев - Адриано де Армадо -яркое, доброе, лучистое солнышко в Navarrcком интеллектуальном сообществе.

Конечно, у дона Армадо есть паж - Мотылек (Бернар Назармухамедов). Мотылек - милый проказник, иногда придурок, бойкий малый. Ему немного не хватает, пожалуй, желания соответствовать тому месту, что отведено ему в спектакле. В буквальном смысле, большую часть спектакля он стоит в центре сценической площадки на пьедестале. И

многие, если не все нити интриг "проходят" через него. Пожалуй, Мотылек мог этой ситуацией "пользоваться" с большей изобретательностью. Лукавый персонаж Б. Назармухамедова, к сожалению, отказался от возможной роли диспетчера интеллектуальных игр,

Но ни Мотылек, ни Башка (Вячеслав Цзю его играет как олигофрена, склонного к философским обобщениям), ни Жакнетта (Алена Лустина) -достойная подруга Башки, - а также отец Нафанаил, Олоферн (вторые хорошие роли исполнителей героев) - мирные обыватели Navaггы не нарушают особую туманно-призрачную атмосферу Игр в сумерках. Они характерны, на них парики и толстовки, но в них нет бытового правдоподобия. Ни остро характерная игра актеров, ни их "бытование" в спектакле рядом с интеллектуалами в одной общей паутине интриг не смущает. Они как бы соразмерно сосуществуют в этом призрачно мирном государстве. Только дамы и их камердинер Бойе (Максим Тюменев) из чужого мира. Собственно и по тексту пьесы это так. Принцесса и фрейлины. Бойе, как сказано, из Франции. Соответственно, могут быть и потемпераметнее и жизнелюбивее, чем их северные соседи. И задача перед ними стоит вполне земная - реалистическая. Это Вам не условное, призрачное самовоспитание, возникшее по прихоти ума. Принцессе с товарками надлежит отстоять свои земли, свои экономические интересы. Да и женщины они, в конце концов, стало быть-трезвее, практичнее, близки, так сказать, к натуре, к природе-матери. И все, кажется, призывает нас смириться с тем, что они существуют в спектакле именно так, как они есть. Немного приземленнее, "натуральнее", чем их оппоненты. И что по "контрасту" - эффектнее, убедительнее. Да дело в том, что как раз убедительного "контраста" и не возникает. Скорее "герои" и "героини" спектакля сосуществуют в неких параллельных мирах. Грубо

говоря, аристократы и обыватели играть в одни и те же игры не могут.

Господа вступили в эту затейливую "бесплодную" игру с дамами не "их круга" по трем причинам: высоколобым интеллектуалам делать совершенно нечего; они истинно джентльмены и разоблачать, унижать дам, конечно же, не станут. Они же- как истинные аристократы и университетские умы- очень близоруки и, в этом случае, все объясняется очень просто - их просто обмануло зрение. Дамы же заведомо знали все, чего им ожидать от господ наваррцев. Никакой любви, ни даже бесплодной. Это все приключение, авантюра с получением реального гонорара за участие (французские земли). А в "бесплодные усилия любви" они играть не умеют, не хотят и считают это блажью.

Архив театра "Ильхом"

"БРАТЬЯ И ЛИЗА"

Этот чокнутый спектакль сначала следует пересказать:

Симон и Петр - братья. Они вместе пережили скорые смерти сначала Отца, потом Матери. Подохла собака Джим. Обычная, добрая семейная близость, любовь обострялась, усложнялась, искажалась трагическими потерями - смертями любимых. Симон и Петр сближались, сплачивались и, кажется, приросли друг к другу, как-то очень неудобно, как сиамские близнецы.

Из дождя появилась Лиза. Юная, но тоже много повидавшая и пережившая в своей семье. И тоже все любовь и смерть. Так что в странную семью Петра и Симона, в доме

которых продолжают "жить" папа, мама и собака Джим, Лиза пришлась ко двору: вписалась, вчиталась, сыгралась, влюбилась, вжилась. И, кажется, тоже приросла к Петру и Симону.

Лиза любит Петра, Петр продолжает любить кого-то, кто был до нее. Симон, в свою очередь, любит Лизу. А еще Лизу любит ее собственный Папа. Жизнь не выносима от обилия любви. Лиза по жизни чуть правильнее, чем "сумасшедшие" братья, чугь рациональнее - юная, но мудрая. Патологии не подвержена. Лиза сбежала от Папы (Инцеста, следует полагать, не было). Симону в любви отказала. Как-то удачно возникла Австралия, и Лиза туда рванула.

Второе действие. Второй круг превращений. Симон уже не Симон, а известный художник Петр Алексеев. Он строго блюдет своего брата Петра, который резко пошел ко дну - спивается на глазах. Симон полагает, что если Петр поверит, что он и есть "больной" Симон, ему станет лучше. И еще ему поможет слово Божье, про то, как Моисей повел народ свой по пустыне. Но тут появляется богатая "англичанка" Настя - Анастасия, она же в недавнем прошлом Лиза, И "игра" Симона слегка расстраивается, поскольку все возвращаются к исходным точкам, к тем, что в первом действии... То есть превращения продолжаются, игра нескончаема, как круги, что расходятся от камня, брошенного в воду. Но и мораль как бы поспевает. Мы сами превращаем свои жилища в вольеры (клетки, палаты № 6). Сами начало и конец наших бед. Мы бываем столь эмоциональны и столь непрагматичны, и столь нелогичны, что можем превращать, - и даже инстинктивно стремимся к этому, - наши жизни в сплошные упоительные муки. Но если у нас и хватает воли и разумения выбираться за "околдованные круги" (Лиза), счастливее мы от этого не становимся.

Спектакль "Братья и Лиза" претендует на то, чтобы

его назвали "добротным", "большим", "полнометражным". Как-то все подталкивает к этому. Большие, очень серьезно, вдумчиво, профессионально крепко сыгранные роли. "Новый" Борис Гафуров, повзрослевший, слегка помудревший. слегка подуставший, очень последовательно, убедительно, "психологически достоверно" играет, можно сказать, своего собрата - богемного, способного, слегка ловеласа - художника и брата - Петра. Алена Лустина с трогательным рвением юной дебютантки, искренне, опять же последовательно и убедительно, играет хорошую, чуткую, понятливую, с некоторым надрывом в душе - девушку Лизу. Потому, видимо, и понимают они друг друга хорошо - Лиза с Петром, чувствуют друг друга. Правда, относятся они друг к другу по-разному. Лиза полюбила Петра, а тот, в свою очередь, снисходительно-покровительственно позволил ей это сделать. Но речь не об этом. А о том, что А. Лустина и Б. Гафуров играют в едином ключе, в едином, я бы сказал, "прозаическом" пространстве. Но рядом с ними -дьявол, маленький монстр, искушенный игрок, чудно манипулирующий самим собой актер Симон (А.Пахомов). И он нарушает самим собой, своим присутствием, своей не "прозаической" - назовем ее условно эксцентрической -игрой идиллию "добротного" спектакля. Антон Пахомов -Симон в первом действии не из "добротного" спектакля эпохи О.А.Черновой с ее "безадресной многозначительностью", а из "фирменного", хорошего спектакля театра "Ильхом". И эта работа Пахомова Антона - повторимся, речь идет о первом действии разрушает изнутри спектакль "Братья и Лиза". Потому что способ существования актера А.Пахомова в роли Симона, принцип игры, тональность, краски - все существенно отличается от того. что задумано, выстраивалось и что в итоге сложилось в "добротный" спектакль, но с динамитом внутри.

Итак, первая существенная, можно сказать, узловая станция: "Пахомовская". Можно остановиться, подумать и попытаться разобраться в этом сумасшедшем спектакле...

Но не тут то было. Действие второе. Странное, за малым исключением "бесплатное приложение" к первому. Действие, без которого вполне можно обойтись... Но, кажется, для любителей разбираться в премудростях театра небесполезные.

Станция "Гафуровская". Ничего не изменилось. Актеры те же, три персонажа. Но актер А.Пахомов в роли Симона, который вообразил, что он Петр Алексеев, вдруг начинает сильно раздражать.

Мешать. И ничего у него не получается. Крик стоит в спектакле сплошной. Действие стоит, актеры нажимают, голосовые связки надрываются.

А.Пахомов, не знаю почему, по какой причине - забыл надеть маску Петра. Он надел его пиджак, но "играть" лик-маску Петра не стал. В первом действии он был многолик (мамой, собакой и лицо самого актера А.Пахомова чертовским образом возникало). Во втором же действии он остался Симоном, надел пиджак Петра и стал кричать якобы от имени Петра, не придумав ничего другого. Поэтому и очень высокая проповедь про Симона и Петра провалилась - не прозвучала никак. Если, конечно, не считать, что ее в истерике прокричал А.Пахомов - Симон от имени Петра. А.Пахомов, который в первом действии лихо менял маски. Легко манипулировал разными состояниями, вдруг застопорил и из облика Симона на какое-то время выйти не мог. В моноспектакле А. Пахомова, в "фирменном" спектакле "Ильхома" возникла непредусмотренная пауза.

И тут очень тихим сапом на первый план буквально выполз Борис Гафуров в роли Петра, которому внушают,

что он Симон. Борис Гафуров взял свое. Он не "выполз" за пределы "добротного" театра, но в русле "прозаического" театра была сыграна замечательная трагическая миниатюра - человека, потерявшего себя. Борис Гафуров- Петр- Симон, который безропотно ложится в конуру - зрелище жалкое, очень больное, в своем роде - еще один важный и трогательный лик спектакля. И лучшая часть второго действия по праву принадлежит Б.Гафурову и "психологическому" театру.

Но проблема "переменности", "концепции", "ключа" , присутствия и отсутствия таковых, так или иначе сказались на всех актерских работах. Но более всего они "подставили" образ и облик Лизы. Скажу кратко - во втором действии возник образ провинциальной актрисы, вернувшейся домой из недолгих и недальних - в соседнюю провинцию, скорее всего, - гастролей. Искренность, "психологическая достоверность" свежесть обернулись дикими актерскими штампами - они вдруг проступили, как скелет -назойливостью, нарочитостью, а самое неприятное -благостностью.

Совершенно очевидно, что тут дело не в Алене Лустиной -ее способности очевидны - она все делает по школе, по задаче, но выглядит это пошло. Потому что присутствие "Провинции" в этом спектакле (понимай, как давно забытый по времени и географии театр) существенно. (Могу предположить, что корни спектакля в немецком театре Алма-Аты, а к стволу его привиты ташкентские черенки. Но это так, к вопросу о предположениях.)

Архив театра "Ильхом"

"APT"

Белый цвет в этом спектакле не случаен. Он по пьесе - начало конфликта. Поэтому его наглядно много. И он - белый цвет, как "стенка" в малогабаритной гостиной обывателя упирается, что называется, в лоб. Белый цвет на фоне черной сценической коробки -эффектен. "Эффектность", стильность- важные составляющие в спектакле, который называется "Арт". Часть белой стены может служить экраном и тени возникающие на нем многозначны. Это и сюжет "картинки" -смысловой акцент действия, это и красивая игра "теней и вымысла". Словом, "искусство", если оно настоящее -многомерно, и если приглядеться, то и на белом полотне может привидеться всякое. Во-первых, то, чего на самом деле нет. Это ощущение, что вся эта история могла бы закончиться, так и не начавшись, сопровождает зрителя с начала до конца спектакля, висит как дамоклов меч, создает напряжение интриги. Оно же и обязывает отвлечься от реальности, от досужих сопоставлений "нашей жизни" с "их" проблемами и заняться "чистой" теорией, погрузиться в "чистое" искусство. К неизбежно возникающим сопоставлениям мы вернемся позже, а пока играем по законам спектакля. И все, что могло бы помешать нам в этом процессе, со сцены удалено. Белый прямой угол из белых стен - "катетов", поставленный поперек небольшой ильхомовской сценической площадки (сценография В.Юрьева), как-то энергично направлен на очень близко сидящего зрителя. Белый угол - "загон" подает актеров очень крупным планом. Белые плоские "вернисажные" панели - из них состоит стена -усугубляют "крупный план" до насилия. И зритель вписан в это

"откровение", корректно, строго, но и безоговорочно. "Белое" как бы означает - в нас нет агрессии, мы открыты, но стена - она же граница, и угол, и загон. Куда деваться, как не смотреть в упор и в этой опасной близости не откликаться. Так, видимо, устроен человек, зритель - он приходит в театр откликаться, сопереживать, и делает это добровольно и с любовью. Но на этом спектакле, может быть, и не добровольно, и без любви. Поскольку этот спектакль не "зрелище", а операция. Операция, как считает театр, безотлагательная и неизбежная. Без наркоза - на трезвую голову. Театру надо отдать должное - и в этом главная загадка и достоинство спектакля - никто не уклоняется от этой не самой благодушной процедуры. Возможно вопросы о том, кто мы есть такие и что с нами происходит- сегодня первостепенны. Понятно, что единого и окончательного ответа на эти вопросы нет. А игра в "Арт" необходима в нашей жизни как нормальная зарядка для души, как проверка того, насколько далеко нас занесла "текучка" нашей стремительной и непростой жизни. Где наши простые человеческие чувства, слова, мысли, а где то, что продолжает выдавать себя за них по инерции.

Проверка чувств и мыслей начинается с казуса. Один из "трех товарищей" - в этой пьесе и в этом спектакле они, скорее, приятели, друзья - Серж (Евгений Дмитриев) покупает работу известного художника за двести тысяч франков. Работа эта -белое полотно. Второй из приятелей, Марк (Антон Пахомов), возмущен поступком Сержа. Марку работа известного художника кажется, мягко говоря, профанацией, а проще- дерьмовой. Для трезвого, рационально мыслящего прагматика так оно и есть. Но дело не в этом. Каждый из друзей- приятелей, имея на это свои резоны, отстаивает свою позицию жестко и безоговорочно. Третий - Иван (Бернар Назармухамедов) реагирует на все

не так категорично, как бы сказать, не уклоняясь от игры - "в рамках приличия".

"Правила игры" - в конце концов, будут восстановлены. Поскольку жизнь продолжается и эта картина, приобретенная Сержем лишь на некоторое время, "сбила" партнеров до "выяснения отношений". Но "колея" жизни в известных случаях -спасение для людей. Это способ выживания. И претензии на искренность чувств, на какие-то "крайние" меры, типа того, что личностное начало и признание другого таковым, какой он есть - это из другой жизни. В мире "потребления", как раньше называли буржуазную среду, попытка быть самим собой означаег покончить с собой.

Марк в исполнении Антона Пахомова все время балансирует на грани опасной черты, но его же респектабельность и внутренняя готовность вернуться на "круги своя" нас - зрителей - успокаивают - трагедии не будет. "Сбои" у персонажа Бернара Назармухамедова происходят совсем по другим причинам, чем у Марка- Пахомова. Иван не претендует на "самость", ему-то как раз хочется, чтобы правила соблюдались, дистанции сохранялись и комфортный конформизм, как худой мир, что лучше войны. Но, тем не менее, Б.Назармухамедов - Иван периодически впадает в истерику. Но по причинам, не касающимся самих троих приятелей, Иван и его истерики -это скорее лирические отступления от Темы. Теща - мама будущей жены, - она сейчас невеста, -собственная Мама Ивана, условности в коих они увязли и которые создают некоторые трудности в жизни Ивана - они же ему и нравятся. Истерики Ивана - это милые истерики, по милым поводам. Все вместе они и составляю т суть и содержание - золотой середины. Правила игры, маски хорошо освоены Б.Назармухамедовым, и он легко и весело (даже в истеричном состоянии) преодолевает "пороги" в

отношениях с друзьями. И держит тонус спектакля где-то на дальних подступах к трагикомедии. Но ни автор пьесы, ни режиссер и вслед за ними замечательные актеры и не собираются "доходить до самой сути". Кажется, что за пределами этого павильона - опасная зона - жизнь. Здесь мы играем в искусство - Арт. И все на грани. На заранее оговоренной грани. В давние советские времена мы этот спектакль отнесли бы к категории чистого искусства. Искусства ради него самого. Сегодня это просто "Арт". И это, пожалуй, хорошо.

"Комсомолец Узбекистана" 21.02.89

ВЕРСИЯ

И не одна, а сразу несколько, на сложном пересечении которых в наши дни - сейчас идут первые премьерные представления- рождается спектакль театра "Ёш гвардия" по пьесе Ш.Холмирзаева "Зиёфат". Название спектакля можно приблизительно перевести как "угощение" или "застолье", но это не просто посиделки "своей компании". Речь идет о предстоящем, готовящемся угощении - взятке, умасливании высокопоставленных лиц, которые замешаны в печальной, или, сказать точнее, трагической истории.

Версию первую представил театру драматург. Надо сказать, что вариантов пьесы Ш.Холмирзаева было, по меньшей мере, четыре. Литературный материал в ходе работы театром совместно с драматургом уточнялся, дорабатывался, доводился до кондиции. В нормальном театре такая работа не есть некая редкость, скорее ее надо считать обязательной. И все же версия автора как бы проступает на "поверхность" сквозь готовый спектакль.

Ш.Холмирзаев рассказал трагическую историю самосожжения героини пьесы по следам уже случившейся беды. Пахта - так зовут героиню - решает кончить свою жизнь самоубийством, став невольной участницей того, как люди, бывшие виновниками смерти ее подруги Хайригуль, пытаются "смести следы" преступления. Делают это цинично, с холодной рассудочностью, без намека на раскаяние... Пьеса, а затем и спектакль, складывались не только из суммы авторских - драматурга, режиссера, сценографа и др. - версий, но и из определенного порядка противоречий. И опять же драматург - начало этого

парадоксального, на первый взгляд, порядка. Ш.Холмирзаев воссоздавая трагическую историю, не создал трагедию в ее, что называется, каноническом варианте. Его пьеса, скорее, - драма, написанная сегодня, вполне в духе времени, острым публицистическим пером. В ней слышатся и едкие сатирические нотки. Образ журналиста, сочинившего по указке директора совхоза так называемую "развесистую клюкву" под названием "Трагедия любви", автором пьесы, а затем и автором спектакля и исполнителями роли, складывается средствами сатирического театра. За исключением нескольких нюансов - один исполнитель роли мягче, ироничнее, другой же на грани фарса. Ну а образ в целом все же мог быть частью и другого спектакля тоже. На эту же тему, но спектакля сатирического. В пьесе много сарказма, горькой иронии. Хабиба Аббасовна - председатель сельсовета - женщина, понимающая все установки, идущие сверху буквально и с ожесточенным рвением их исполняющая. Маленький чиновник, с маленьким духовным миром, но с монументальной непоколебимостью по части внедрения буквы этого порядка в умы односельчанок. Она и жалка, и страшна одновременно. Две замечательные актрисы исполняют эту роль. Исполняют, оттеняя разные грани характера и создавая в итоге достаточно разные по внутренней сути образы. Г.Рахимова играет женщину, одурманенную, пусть невеликою, но властью над себе подобными. Играет прямолинейную, грубую функционерку, для которой потеря "кресла" равнозначна потере жизни. Хабиба в исполнении Д.Каримовой же - тоньше, земнее, я бы сказал, ядовитее и, пожалуй, в этом ее большая узнаваемость. Но и первая, и вторая актрисы убедительны в своих версиях. 3десь в спор вступают не актерские дарования, а возможности трактовки этой роли в разных жанровых планах. Еще немного, кажется, и Г.Рахимова довела бы свою роль до блестящей фарсовой

интерпретации. Д.Каримова же ведет свою роль в "классическом" драматическом варианте. Хабиба в исполнении этих двух актрис, наряду с исполнением X. Нурматовым роли "хозяина" милиции района Нурмата, безусловно, являют собой сильную сторону этого спектакля.

Нурмат, или Миршаб (его кличка) в исполнении Ходжиакбара Нурматова, роль не только замечательно исполняется сама по себе, но она еще привлекательна тем, что она создана актером и режиссером спектакля Баходыром Юлдашевым на путях создания истинно народного узбекского театра. Критики часто и справедливо в последнее время поднимают вопрос о том, что в поисках новых выразительных средств, новой сути современного театра узбекский театр шел к некоемему среднему европейскому театру. Парадоксально углубляя разрыв с истинным своеобразием национального искусства, традиционного театрального искусства, имеющего многовековые корни. Часто в узбекском театре мы наблюдаем парадоксальную картину, когда актеры говорят на узбекском языке, играют пьесу узбекского автора, а живут на сцене по законам среднего, если не сказать хуже, так называемого европейского театра. Такое ощущение, что мы смотрим не живой спектакль, а его плохо исполненный дубляж на узбекский язык... Баходыр Юлдашев делает в своем искусстве серьезные попытки поисков как в театральной форме, так и в средствах выразительности, "языка" театра, преодоления сложившегося в театральной ситуации не только нашей республики, но, пожалуй, и региона, - критика 1 регионального театрального фестиваля "Навруз" была в этом смысле единодушной, - некоего пространства между понятиями национальной театральной формы и национальным же содержанием. Эта тема большого и серьезного разговора, который мог бы стать предметом

широкой дискуссии... Но вернемся к Х.Нурматову, исполнителю роли Миршаба. Давненько нам не доводилось видеть роли, исполненной с таким точным ощущением духа и плоти роли, исполняемой с таким, я бы сказал, плотоядным ощущением "натуры" роли. Маленький чиновник от милиции, незаметно ускользнувший в тень от общественной критики на страницах нашей печати, но так пышно процветающий в жизни, "в быту" домашний тиран, феодал, так откровенно презирающий "чернь" и так смачно обожающий собственную персону. Он живет и дышит на сцене так, что его "натуральное" бытие с храпом, с шумным чавканьем во время еды, почесыванием и посапыванием вызывает у зрителя и смех (ох, как "греет" зрительский смех актера, греет так, что Нурматов готов "потянуть на себя одеяло" и нарушить и без того трудно слагаемый ансамбль), и неприязнь, и ,что самое важное, унижение. Да, присутствие такого типа способно унизить, ранить человека. А как рядом с ним жить? Как быть у него в подчинении и помнить еще о том, что ты Человек?

Образ Миршаба в исполнении Х.Нурматова полнее и шире тех немногих характерных черт, которые мы едва только перечислили. Есть в нем и слабинки, идущие от драматургических стереотипов. Ш.Холмирзаев, видимо для того, чтобы увидеть в "плохом" человеке толику "хорошего", приписал к этой роли несколько строк о якобы бывшей любви Миршаба к Хабибе Аббасовне. Строки явно придуманные, и, увы, плохо поддающиеся искреннему воплощению. Тут у Х.Нурматова вдруг возникают мелодраматические нотки, как-то плохо увязывающиеся с его так пышно и смачно поданной "натурой".

Заданнее, риторичнее роль одного из виновников гибели Пахты-директора совхоза Метина Камаловича. Роль его ясна почти с самого начала спектакля. Что, безусловно,

обрекает актеров П.Саидкосимова и Е.Сагдиева "выдавать" сразу же результат. Но и его, видимо, можно преподнести по-разному. П.Саидкосимов на протяжении всего спектакля играет некое угнетение от надвигающейся катастрофы. И видно, что даже если ситуация изменится в его пользу, он больше не "встанет" на ноги. Метин в исполнении П. Саидкосимова -человек, уже сломавшийся. Е.Сагдиев же в этой роли предстает перед нами как человек, ушедший в "глухую оборону". Его Метин "просчитывает" все. он действительно решает задачу и приходит, как окажется по спектаклю, к победному итогу. Так что угроза его, Метина, побороться с Перестройкой кажется нешуточно значимой.

Близкая ситуация сложилась у драматурга и с образом Пахты. Увы, заданность ситуации, продуманность (или, вернее, их неточная продуманность) драматургических ходов свелась к тому, что роль Пахты сразу же преподносится с финальной отметки.

Мы начинали наш разговор с того, что, рассказывая о трагической истории, Ш.Холмирзаев не создал трагедии. В пьесе, собственно, нет тех причинно-следственных связей, приведших героиню к трагедии. В пьесе нет трагической ситуации, есть лишь итог, к которому драматург свою героиню несколько искусственно подталкивает...

Но сегодня дистанция в ситуации: жизнь и сцена, социальная проблема с ее трагическими последствиями - в случаях с самосожжениями - и ее воплощением на сцене -ничтожно мала! (Случай первый, во многом показательный и вызывающий, безусловно, уважение). Так мала, что даже предполагать, что сразу же за проблемой последует ее достойное воплощение, было бы неверно.

Сегодня важен факт. Как нам кажется, факт большого гражданского и художнического мужества и мудрости. Ш. Холмирзаеву. Е.Бриму, Б.Юлдашеву мужества, умения и

мудрости хватило. Спасибо им за это!

Б.Юлдашева и его театр сегодня есть за что благодарить. Этот спектакль и разговор о нем нам дает еще один повод для благодарных выводов. "Зиёфат" - второй спектакль по пьесе известного и любимого многими прозаика. но, в общем-то, пока еще начинающего драматурга. Тот, кому хоть "краем уха" приходилось слышать об этой воистину "вязкой" проблеме, тот знает, что годами ведутся разговоры об "отставании" (от чего?) драматургии. Тогда как, на мой взгляд, эта проблема просто вязнет в стихии некомпетентности, непрофессионализма людей, как-то ответственных за судьбы драматургии...

Б.Юлдашев, как правило, мало участвует в дискуссиях на эту тему. Но он, в случае с Шукуром Холмирзаевым, наметил для себя - не знаю пока, программа ли это - путь, пожалуй, едва ли не единственно верный. Особенно если иметь в виду ситуацию в современном Узбекистане. Это -привлечение в театр литературы талантливых прозаиков. Для неверующих напомним, что и М.Горького, и А.П.Чехова привел в театр В. Немирович-Данченко. Надо думать, что Шукур Холмирзаев отважится написать третью пьесу, а его пример вдохновит Мурода Мухаммад Дуста, Эркина Агзамова, Усмана Азимова, Хайриддина Султанова. Кажется, все они побывали на премьере?

"Комсомолец Узбекистана" 12.09.90

БРИМ И К°

У Брима-отца очень прочная, давняя и высокая репутация Мастера. В театральном мире он известен далеко за пределами нашей республики. Участие сценографа Г.Р.Брима в постановке спектакля -всегда гарантия, если не успеха, - не забудем, что в этом смысле последнее слово за режиссером, - то обязательно высокой постановочной культуры, интересного изобразительного решения. Мы преднамеренно не перечисляем высокие награды, звания и должности художника. Для нас принципиально важно подчеркнуть, что Георгий Робертович Брим-театральный художник если не от Бога, то - по высокому призванию... Но в нашем сегодняшнем разговоре это его призвание как бы подчинено некому большему чувству и неким, пока неведомым нам задачам...

Наверное, он не просто художник, не просто сценограф спектакля, где главные действующие лица - его дети: Евгений и Наталья Бримы?.. Но не спешите делать выводы, и не торопитесь определить - о каких таких таинственных "чувствах" и "задачах" здесь ведется речь... Было бы проще всего феномен этой замечательной творческой команды объяснить только лишь "кровными узами". Впрочем, все по порядку!

Говорят, в жилых домах должен быть свой Домовой. В театре же, в пыли кулис, в шкафах костюмерных, по спектаклю, "Дух", обитает свой монстр. Свой театральный леший, некий Дух Дома, где нет ничего невозможного. За годы жизни театра на его площадке пребывает столько времен и народов, что энергетическая сила всех и вся героев

трагедий и комедий, всех загадочных историй и сказок обязательно должна породить некоего Хранителя Тепла, Легенды Театра. Его праздника и буден. Вот этот самый Дух, как Джин из известной бутылки, выпущен Евгением Бримом в его спектакле, названном по "специальности" его персонажа "Дух". Е.Брим оживил перед нами пока всего лишь несколько крошечных эпизодов из былей и небылей театра, и венцом этих забавных и печальных, нелепых и фантастических историй был, конечно же, Успех. Театр всегда помнит о своем успехе, если же его не было, то в нем живет легенда об Успехе. В спектакле "Дух" история об Успехе или легенда о нем разыграна как еще один театрик внутри спектакля. Из глубины сцены, где установлено небольшое "зеркало" сцены с роскошным пурпурным занавесом, движется под гром аплодисментов маленькая куколка, слепленная по облику и подобию актера Е.Брима, почти такого же, как в жизни. Или, точнее, в день его бенефиса. В белой фрачной паре, с алой бабочкой. Шум аплодисментов, крики "Браво!", цветы, цветы, цветы... А сам Е.Брим, в образе того самого Духа - монстра, обитает где-то под самым потолком, среди развешенных в длинные плотные ряды костюмов забытых и перезабытых спектаклей.

И так между двумя театральными легендами:

хранителем театра Духом и его же почти забытой молодости, когда, как говорят, он имел немыслимый успех -целая вереница маленьких героев, фигур, эпизодов, пародий, шаржей, разных немыслимых поделок, о каждой из которых можно рассказывать долго, складывается спектакль. Все эти миниатюры разыгрываются все тем же поминутно преображающимся Е.Бримом -Духом.

Конечно же, в спектакле, где задействованы творческие силы семейной команды, авторство как бы тоже в большей степени коллективное. Но все же, думается.

побудительной силой, "причиной" спектакля был Евгений Брим. Он. недавний игрок команды "Птицы с юга", жившей под сенью театра - студии "Ильхом", - давно задумывал начать свое "дело". Театр же "Еш Гвардия" предоставил молодому Бриму свою площадку. К слову сказать, надо отдать должное театру "Еш Гвардия". Недавно этот театр помогал делать первые шаги театру - студии "Дард" Наби Абдурахманова. Сегодня здесь свой первый спектакль играет Евгений Брим. И думается, тоже не без надежд на то, что создаст свой театр.

Кто видел спектакли группы "Птицы с юга" в "Ильхоме": и "Рэгтайм для клоунов", "Кломадеус", тот, конечно же, не забудет эту великолепную четверку мимов -клоунов, которые делали спектакль из "ничего". Эти спектакли, сделанные Марком Вайлем, собирались из разных миниатюр, где пластика, клоунада, маленькие сценические трюки, разного рода пародийные сценки складывались в необычные представления особого жанра и свойства. Своеобразные небольшие камерные спектакли - притчи на четыре голоса, при условии, что диапазон "голосов" был неограничен.

Евгений Брим в своем спектакле "Дух" не отступился от традиций театра, где обрел свой "голос". И на наш взгляд правильно сделал.

Е.Брим сделал работу, в основе которой лежат те же принципы, что и в "Кломадеусе", с той лишь разницей, что все "голоса", вся партитура спектакля переписана на одного исполнителя. Даже этой, на непосвященный взгляд, незначительной перестановки было бы достаточно, чтобы в итоге спектакль получился совершенно другим. Но Брим и К° не ограничились только "перестановками"...

И здесь мне кажется, пора сказать о той загадочной миссии, которая выпала в создании спектакля на Брима-отца.

100

Создавая пространство этого спектакля, Г.Р.Брим не только воспользовался услугами разных театральных форм. А на сцене были и зеркально выставленные "экраны" театра теней, и "живой" театр кукол, и закулисное царство драматического театра. Брим, открывая для себя и знакомя нас, зрителей, со своим сыном , режиссером - актером Е.Бримом, с замечательной помощницей Натальей Брим, он как бы соединил бесконечно многоликий мир Театра и его такое же объемное отражение в одном Актере. И это была не простая арифметическая сумма метафор. И не только высокопрофессиональная разгадка некой тайны театра. На мой взгляд, это было поразительное, подсказанное Бриму-отцу добротой интуитивное чувство открытия таланта. Этот спектакль, по-моему, рожден древним цеховым чутьем на мастера. Бримы оказались не только семьей, но и семьей мастеров. По нынешним временам это вполне фирма. Фирма "Брим и К°", которая способна создавать искусство с гарантией. И у этой фирмы есть свой продюсер. В республике, пожалуй, первый театральный продюсер.

101

"Молодежь Узбекистана" 20.08.91

"ИСКАНДАР"

"Искандар" - так называется последняя по времени премьера в театре им. А. Хидоятова. Искандар - так зовут на Востоке Александра Македонского. Искандар - ему посвящено глава "Хамсы", великой книги Алишера Навои. По мотивам которой, в содружестве с театром создал пьесу Шухрат Ризаев.

Трагическая история недолгой жизни Искандара в каждом пересказе, будь то историческая хроника, будь то научный трактат, будь то сегодняшний спектакль в знакомом нам театре, - не искажая сути событий, не изменяя датам, документам, фактам, -преподносится нам, читателям, а ныне зрителям, и видится нами каждый раз новыми своими ипостасями. В каждой из этих художественных и документальных версий высвечивается то одна, то другая главная мысль, прозревают идеи, слышатся новые голоса, и задействованы иные судьбы. Сегодня цепочку пересказов и версий театр завершает драматической философской притчей. И все, следовательно, в театре смещено в сторону избранного жанра. И все в театре подвержено художественному осмыслению и воплощению. Итак, версия театра.

Прежде всего, сам Поэт представлен нам и как сказитель, и как Учитель, и советник Искандара - Арасту (Аристотель). Этот прием не нов в театре, но в этом спектакле необыкновенно важен, потому что с этого очень примечательного смешения ролей начинается ПРЕДСТАВЛЕНИЕ театром СВОЕГО ПРОЧТЕНИЯ памятной истории. Театр как бы сразу заявляет о праве своем

102

и желании отказаться от ожидаемой всеми традиционной почтительной иллюстрации классического текста и воссоздания очередного спектакля, достойного быть упомянутым в числе других постановок, посвященных юбилею поэта.

Театр не во всем последователен в избранном пути, однако в главном авторы спектакля Баходир Юлдашев и Георгий Брим свое право истинных художников театра в этом спектакле отстояли.

Алишер Навои - Арасту в исполнении Афзала Рафикова с авансцены входит в странный мир, историкам и географам неведомый. Мир храмов и мечетей, мир Византийских фресок и буддийских богов, мир, на вратах которого начертаны арабской вязью суры из Корана. Алишер Навои входит в Мир. Театр представляет Алишера Навои человеком Мира, и он поведает нам о трагедии человека Мира Александра Македонского. Мир этот замечательно озвучен театром - хоральными мессами, современной симфонической музыкой, классическими узбекскими песнями. Вернее, песни в исполнении М.Тешабаевой и Ш.Талипова: то в голос, то навзрыд, то как причитания,- звучат почти постоянно и даже одновременно с музыкой, звучащей из-под куполов, идущей от Бога. Действие спектакля поразительно и многоголосо оплетено музыкой так, что она становится частью течения Великого времени, частью истории. Музыка, являясь как бы созданием духа человеческого, уже неотделима от Природы, от бытия. Так театр ступень за ступенью от внешних миров, от звуков, ее наполняющих, до людей, ее населяющих и в ней страждущих, объединяет в одно великое действие, где, кажется, совмещены и театры всех времен и народов. Тут и "хоры" греческих театров, тут и шекспировские короли и шуты, здесь и театр нового времени с его техническими возможностями и художественным размахом. Мир населен

103

людьми. И каждый человек есть достояние земли и истории. И малый Человек достоин вселенского величия. И покорители Мира умирают неожиданно буднично от укуса обычной земной твари. Так и Искандар - Э.Насыров, в недавнем прошлом так искренне и по-мальчишески вздорно отказывавшийся от короны. Искандар, который принял бой от ненавистного и всесильного Доро (Х.Арсланов), несмотря на наставления и сопротивление своего Учителя и советника Навои Арасту. Принял бой, понимая, что обречен... и выиграл бой. Так начинался Великий Искандар. Так срабатывают неведомые пока ему хитроумные законы интриг и предательств, законы власти судьбы и истории. Однако, как Мир возвысил тебя, так он и расправится с тобой. И все твое величие, гениальный талант и обыкновенная человеческая плоть, - все уйдет в землю и возродится в ней. Искандар умирает, сожалея лишь о том, что ни великие завоевания, ни власть, незнающая пределов, дарованная ему судьбой, не стоят тех немногих часов, проведенных с Матерью своей...

Спектакль, в котором первенствуют космологические идеи и космополитический образ мира, неожиданным и немного неуместным кажется внешний облик сказителя Навои - Арасту. Костюм и грим которого повторяют наше стереотипное представление об облике Поэта, сложившееся из многих и многих иллюстративных юбилейных поделок. Спектакль "Искандар" так задуман, так услышан и так воссоздан, что в нем задействовано все пространство сцены. Пространство сцены - объято поэтически, оно как некий объемный стих. Все здесь перерифмовано со всем. Декорации с костюмами, ритмический рисунок действия с пластическими композициями, музыка с текстом и даже музыка с музыкой. И в этом философско-поэтическом пространстве неожиданно крупно высвечиваются даже

104

маленькие, вполне возможно случайные, просчеты. Уже упомянутый "портретный" облик Навои мешает актеру А.Рафикову тем, что диктует ему некую статуарную пластику, монументальные позы. И те эпизоды, когда Афзалу Рафикову удается преодолеть это притяжение стереотипа- к чести этого замечательного актера скажем, что это удается в большей части исполняемой роли, - этот образ становится человечнее, объемнее; он становится частью пространства спектакля.

Или исполнитель роли Искандара - Э.Насыров, ровно и уверенно восходивший как к вершине власти, так и к уверенному созданию образа, вдруг в финале "разряжается" мелодраматическим, надрывно исполненным монологом. Как бы выйдя из пространства философской притчи и шагнув в мир иного спектакля, живущего в иных жанровых параметрах.

Или та самая массовка, которая в спектакле малочисленна, но внушительна, вдруг мгновениями начинает существовать формально. Увы, Пространство сцены, ее поэзия так строги и так одушевлены, что даже случайные сбои в нем недопустимы...

Еще одна очень важная особенность премьеры театра им. А.Хидоятова. Это замечательная несуетность, неконъюнктурность устремлений создателей спектакля. И именно поэтому особенно остро ощущаемая актуальность и близость нашим нынешним ощущениям. Мир неделим. И время собирать камни...

105

"Народное слово" 20.11.92

О ТОМ, КАК ФРАНЦУЗСКАЯ СТАРУШКА МАМУРЭ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ТЕАТРЕ ИМ. А.ХИДОЯТОВА В МАМУРА-КАМПИР

В узбекском театре есть своя парадоксальная проблема - как сделать узбекский театр не "узбекоговорящим", а национальным. Долгие годы советской власти многие понятия подменялись, а о некоторых даже упоминать было нельзя. Формула - национальное по форме и социалистическое по содержанию - заменяла, подменяла, а то и вовсе лишала смысла всякие иные притязания. А хотелось, в общем-то, очень простого, естественного и, как оказалось, неизбежного: чтобы в театре ставились спектакли не только на родном языке, но и национальные по духу. Возможно, средствами национального театра, если таковые не забыты окончательно.

Странно, что и очевидное приходилось доказывать, "пробивать". Баходир Юлдашев никогда не стремился за что-то "бороться", чего-то доказывать всуе. Он делал свое дело- ставил спектакли. И даже в очень "социалистические" времена пробовал ставить их так, как чувствовал. А с чувством у Баходира все в порядке. Поэтому особенно хорошо, особенно ясно он ощущал природу национального искусства. Музыку, ее ритмы, обряды, ритуалы, - словом, все то, что впрямую или опосредованно хранит в себе начало театральной культуры.

Впервые Баходир Юлдашев рискнул скомпоновать все "подручные" средства в спектакле "Бунт невесток" С. Ахмада. Спектакль, помимо многих иных достоинств, был целиком построен на красочных, звучных и бесконечно

106

многообразных ритмах дойры. В нем национальное, традиционное "играло" на равных со многими идеологическими установками, мало соотносящимся с истинным национальным содержанием. Следующим и очень важным шагом на этом пути стала постановка "Проделки Майсары". Баходир Юлдашев, следуя переменам, происходящим в жизни, и как бы вступая с ними в активный и живой диалог, создал несколько версий этого спектакля. Первоначально "Майсара" игралась на обычной сценической площадке. В почти традиционном, классическом варианте пьесы. Позже органично вобрала в себя все краски национальных традиционных площадных игр: клоунады, масхарабозов, кизикчи, дорбозы. Спектакль целиком вышел на площадь.

Но на этот раз "выход" театра на народную арену произошел не просто стихийно, "вольно", а сознательно, даже преднамеренно, имея за плечами солидный запас сценических воплощений, опыт многих театральных школ. Занимательнейшая тема - обретения в театре национальных корней, возвращения к собственному национальному "я", воплощения на сцене своих идей в новом или основательно забытом варианте отечественной театральной традиции-, далеко не исчерпывается. И последняя премьера в театре им. А.Хидоятова -замечательное тому доказательство.

История о том, как французская старушка "Мамурэ" (драматурга Жана Саарана) превратилась в спектакль "Мамура-кампир" и какие усилия приложил при этом Баходир Юлдашев, чтобы сие превращение не стало нарочитым, грубым и прямолинейным, есть еще одна поучительная страница нашей темы.

Сделать французскую пьесу узбекской это отнюдь не означает "продублировать" текст. Здесь каждая деталь сюжета должна быть выверена национальным

107

мироощущением. Язык, ситуации, конфликт, характеры - все и вся театром скрупулезно пересмотрено.

Старушка Мамурэ - Мамура-кампир, 100-летний юбилей которой собирается отмечать вся округа, "допустила" в очень далекой теперь юности, как оказалось, роковую ошибку, Мамура в силу многих обстоятельств предала своего первого и единственного в жизни возлюбленного. Родственники, соседи, округа настояли на том, чтобы Мамура изменила своему избраннику, вышла замуж за того, кого ей настоятельно рекомендовали старейшины. И вот теперь много-много лет спустя ситуация повторяется. Ее праправнучку хотят выдать замуж за нелюбимого. Избранник же праправнучки чудесным образом оказывается праправнуком возлюбленного Мамуры. И, конечно, Мамура как бы вновь пережила свою историю любви.

В богатом доме детей, внуков Мамуры (Д.Исмаилова), в этаком родовом стане все активно готовятся к юбилею "прамамы". Но никому нет дела до истинных чувств старушки и ее любимой внучки.

Многочисленное потомство Мамуры, озабоченное предстоящим празднеством, новоявленные богачи, хозяева нового времени, жаждущие продемонстрировать свое могущество. Мир, воссозданный Г.Бримом, целиком следует национальным традициям в архитектуре. Однако в нем же отражен и главный конфликт спектакля. Броское, хозяйское противостоит мягкой, лирической интонации самой Мамуры. Место Мамуры в спектакле- маленький помост - айванчик над хаузом. (Хауз настоящий - оркестровая яма заполнена водой). Здесь она с внучкой вспоминает свою молодость. И на наших глазах преображается в юную, чуть кокетливую, с подкупающим обаянием девушку.

Превращение Мамурэ в Мамуру-кампир было задумано еще при жизни замечательной народной актрисы

108

Зайнаб Садриевой. Но и история Мамуры в спектакле, и жизнь любимой нами Зайнаб-опа трогательно перекликнулись. Зайнаб-опы не стало среди нас. Сегодня роль Мамуры, достойно воплотила на сцене ее дочь - Дильбар Исмаилова. Спектакль в известном смысле стал продолжением традиций, биографий, судеб двух почтенных дам: актрисы и ее невоплощенной роли.

"Народное слово" 04.06.93

"МАЛИКА" ПРИЕХАЛА ИЗ ФРАНЦИИ

История последней премьеры в театре им. А. Хидоятова любопытна, многозначима и, как оказалось, далеко неслучайна.

Хотя началась она, как часто бывает в театре, с незапланированной встречи. Атгаше по культуре Посольства Франции в Узбекистане мадам Ш.Кантен посмотрела спектакль режиссера Б.Юлдашева "Искандер". И как близкий к сцене человек - многие помнят ее постановку со студентами Ташкента известных писем Монтескье - решила совместить свои планы в осуществлении пьесы французского драматурга Фатимы Галер "Принцесса" с планами этого театра.

Замечательная способность Баходыра Юлдашева -мгновенно откликаться на "авантюры" такого рода. Он тут

109

же отреагировал на предложение: "Будем ставить!" Хотя драматургия произведения казалась далекой от совершенства и проблемы, поднятые в нем, могли вызвать неоднозначную реакцию зрителей...

Героиня пьесы Малика, по происхождению алжирка, выходит замуж за француза и уезжает в Париж. Спустя много лет возвращается на родину, в свой дом. Появляется она там по истечении трех месяцев после смерти отца. Такова была воля умершего, не захотевшего, чтобы дочь, вышедшая замуж за "неверного", присутствовала при его похоронах. Перед смертью родитель завещает все свои богатства подданным, если они выполнят одно условие - устроят суд над Маликой.

Сегодня, когда в республике идет процесс восстановления духовных ценностей, рост и становление национального самосознания; поиск внутреннего согласия, гармонии между всеми сопоставимыми мироощущениями -религиозными, светскими, национальными - невероятно важным становится умение не проявлять нетерпения к другому, отличному от тебя. Терпение, поиск согласия и компромисса, отказ от всякой крайности, насилия, фанатизма - есть условия мира на земле, основа нашего развития и надежды на лучшую жизнь.

Спектакль "Малика" оказался резонатором этих идей. История алжирской принцессы, ставшей жертвой фанатизма фундаменталистов, нашла отклик у узбекских зрителей. Сегодня проблема сохранения равновесия и согласия между верующими и теми, кто выбрал светский образ жизни, остаётся актуальной.

Баходыр Юлдашев сумел отойти от излишних бытовых подробностей пьесы и ввел в спектакль язык ритуальных действий. Один за другим следуют ритуалы встречи, поминовения отца и суд над Маликой. Праздничный, яркий, шумный прием, оказанный подругами Малике, постепенно

110

перерастает в мрачный черно-белый акт судилища. Старухи селения категоричны, строги и непреклонны. Они пришли к девушке, зная заведомо, каков будет ее конец.

Женщин не пугает убийство, которое они совершают во имя своих убеждений. Хотя очевидно, что сама Вера, во имя которой они якобы совершают насилие, религия, что они исповедуют, запрещает акт насилия. Но Бог на стороне жертвы. Со словами молитвы на устах Малика прощается с миром...

Спектакль имеет замечательное продолжение. Евгений Волобоев через два дня на той же сцене показал свою версию пьесы уже на французском языке, в которой играли студенты. Этот режиссер представил, казалось бы, ту же пьесу. Но именно потому, что "версия" оказалась абсолютно самостоятельной, студенческий вариант сложился в достойный, а самое главное - в очень искренний и трогательный спектакль.

В связи с прошедшей премьерой или, даже вернее, узбекско-французской культурной акцией, возникает много идей и Добрых намерений. Ведь это уже реальные совместные действенные шаги двух самобытных культур. Не случайно, видимо, сотрудники Посольства Франции во главе с послом Жан-Полем Везианом не покидали театр в дни премьер.

111

"Правда Востока" 19.07.94

СКОЛЬКО СТОИТ ТЕНЬ ОСЛА?

Дорого!

Наверное, вопрос кажется странным. А ответ на него и вовсе нелепым. И, тем не менее, это так. Хотите убедиться, посмотрите последнюю премьеру театра имени А.Хидоятова - спектакль по пьесе Ф.Дюрренматта "Процесс из-за тени осла".

Вроде бы анекдот. Зубной врач нанимает у погонщика мулов осла и отправляется на нем к своему пациенту. Дорога дальняя, день жаркий. Врачу становится плохо, уж больно солнце припекает. Он останавливает свой "транспорт" и хочет отдохнуть в его тени. Но не тут-то было. Погонщик мулов, хозяин осла, тут же предъявляет свои права и на тень осла, требует за нее доплату...

Спектакль в постановке Б.Юлдашева начинается со страшного финала этой анекдотической истории. Следы пожара. Что-то еще дымится, догорает. Странные люди, калеки, инвалиды выползают из щелей - бывших своих благоустроенных жилищ. Они потеряли все. Кроме одного -желания бороться, сражаться, не уступать "чужому" своей, пусть уже мифической, никому не нужной, правоты. И все из-за тени осла. И это далеко не шутка.

На узбекском языке название спектакля звучит приблизительно так: "Небывалая история про осла" или "Ослиная фантасмагория". Этими названиями можно определить и жанр спектакля: небывальщина,

112

фантасмагория, близкая к трагифарсу. Представление весьма необычное для узбекского театра. Баходир Юлдашев решил поставить все с ног на голову. Ибо обычными средствами, нормальным языком пересказать эту нелепую историю, кажется, невозможно.

Хор уцелевших жителей погорелого города пропевает пролог. Поет слаженно, с энтузиазмом, будто мессу, вот только слова не столь поэтичны. Затем появляется судья (Афзал Рафиков) в оборванной, некогда, видимо, очень богатой одежде - пурпурной мантии и устало призывает кончить дело миром. Но куда там! И врач, и погонщик ослов закусили удила и рвутся в бой. В борьбу включились и их жены. Жена погонщика (Д.Бабаханова), мужем битая и, возможно, поэтому смекалистая, ко многому привыкла. Избиения чтит как обычный и обязательный ритуал. Когда муж приходит с улицы, он всегда натыкается на жену в позе, удобной для его тяжелой руки. Но в этот раз он не бьет. Он шепотом признается - я тебя теперь пальцем не трону. Я - народ! Погонщика ослов приняли в команду борцов против партии защитников врача. Белые против красных, зеленые против монархистов, правые против левых. Старо как мир и как мир знакомо. Однако люди не устают играть в эти жестокие игры. Никому и дела нет, что причина - мифическая тень осла. Важны амбиции, притязания. Важно отстоять свою правоту. И. конечно, важно найти врага.

Хор, с таким энтузиазмом пропевший пролог этой трагикомической истории, вскоре делится на две партии. Конечно, объявляются и солисты - рвущиеся к власти деятели, теневые министры, бывшие великие вершители судеб. Они и ныне руководят, даже если ни рук, ни ног у них нет - говорящие головы тоже что-то значат. Хор между тем "выдает" индийский шлягер с танцами для увеселения головы, подпевает солисту - разбойнику и гуляке, никогда

113

не трезвеющему матросу (К.Мирходиев). Вдруг возникает песня на фарси и некое подобие персидских танцев. Пародия? Да. Но без всякого намека на шутку. Всерьез и с энтузиазмом. Появляется и конферансье, как знаменитая Анна Чехова в Большом зале Московской консерватории, и объявляет пародийную дюрренматт-юлдашевскую кантату. Она произносит иронически-дурашливую, придуманную режиссером непереводимую фразу: "Совук шамол келди -энди жоним кетаман!" - и удаляется, стуча каблучками.

Кантата вплетена в действие спектакля. Трагикомическая история обретает еще более фарсовые очертания. Все перевернулось в мире и, еще раз обернувшись, выстроилось - слепилось в совершенно искаженном виде на сцене.

Надо было видеть Юлдашева на последних прогонах в театре! Это тоже спектакль. Особый спектакль, рассказывающий, как рождается постановка, когда режиссер осенен вдохновением. Когда он нащупал, почувствовал особую правду. Правду жанра, стиля. Правду художественности. Правду искусства. Ведь фантасмагория. начавшаяся из-за тени осла, может возникнуть и сегодня. И возникает - то в Югославии, то в бывших республиках бывшего Союза.

Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол. Кажется, Баходир Юлдашев хорошо знает эту истину...

Итак, "Процесс из-за тени осла" Ф.Дюрренматта. Постановка Баходира Юлдашева, художник Георгий Брим, композитор Фархад Алиматов. Спешите видеть "Небывалую историю..."

114

"Народное слово" 2.08.94

"ПРОЦЕСС ИЗ-ЗА ТЕНИ ОСЛА"

Художественный руководитель театра им. А. Хидоятова - Баходыр Юлдашев - личность известная. В скобках скажем, - непредсказуемая, капризная, своенравная, талантливая безусловно... и т.д. и т.п. Все это давно уже всем театралам известно. Однако мы вынуждены все это повторить в связи с последней премьерой в его театре. И повторить не всуе, а очень непосредственно связав многие личностные черты этого отнюдь не "самого приятного во всех отношениях" человека с его детищем. Мы бы сказали -с особым вдохновением рожденным детищем - спектаклем "Процесс из-за тени осла" по радио - пьесе Ф. Дюрренматта.

Начнем с того, что Б.Юлдашев сегодня обрел особое умение делать немыслимые трансформации, или проще -"переделки" текста, пьесы или любого другого литературного материала. Очень напрямую, как бы игнорируя авторов, переводчиков и прочих посредников, соотносясь только со своими нынешними представлениями о том, какой должен быть узбекский театр и что должно там играться. И это не грубый "дубляж" на узбекский язык малознакомой швейцарской или французской пьесы. А именно его, Баходырюлдашевская версия на тему. О том, как французская пьеса "Мамуре" превратилась в Мамура-кампир. мы уже писали на страницах этой газеты.

"Процесс из-за тени осла" - пьеса, написанная швейцарским драматургом лет двенадцать назад. Написана она для радио, для слушания. И читается она далеко не как архи- нужный сегодня театру материал. Все это и еще многое другое, связанное с текстом, вызывало сомнения.

115

Пьесу долго-долго в театре "разминали". Предлагались множества вариантов, трактовок. Постановка шла с трудом, и многие пробы "вариантов" заканчивались паузами в работе.

Афористическая история про то, как погонщик мулов потребовал плату за тень осла и то, какими последствиями для города, для страны обернулось, - театру не давалось. Все казалось прямолинейным, банальным, не раз в годы перестройки слышанным-переслушанным. Пока.... Пока Б. Юлдашев не поставил все с ног на голову. Не вывернул все наизнанку и не переиначил.

В спектакле появился хор. Хор жителей неведомого государства, неизвестно когда на земле существовавшего, однако понятно, что вполне земного и очень похожего на что-то очень близкое, совсем в не давние исторические времена нами пережитое. Но все же жители не совсем обыкновенные. Это граждане "погорелого" государства. Жители руин некогда цивилизованного города, останков некоей культурной среды. Люди с оборванными человеческими отношениями, разрушенных, как их жилища, семей, инвалиды, калеки и даже просто некие останки. Есть, к примеру, говорящая голова - персонаж с зычным голосом и с твердой, незыблемой памятью о бывшем своем величии. Кстати, он и по сей день могущественен. Есть "вдовствующая" красавица, "сжатая" и "сложенная" в инвалидную коляску, однако живущая прежними страстями. Выйти замуж или не выходить - как идея, желание, застопорившееся в каком-то испорченном механизме, исторгается из нее с безжалостной повторяемостью.

Таких фантасмагорических персонажей, придуманных, сочиненных и созданных, много, и все они составляют некое сообщество, которое потеряло, может быть, все, кроме притязаний на некую социальную активность,

116

кроме амбиций и притязаний на власть.

При этом в них очень силен дух коллективизма, энтузиазм борцов за "правое" дело. Как слаженно, с какой энергией и отдачей они поют! Песни - зонги не от Ф. Дюрренматта, а от Баходыра Юлдашева и композитора Фархода Алиматова. Это даже не песни, а скорее многочастевая и многофигурная кантата.

Теперь остается вообразить известную благодетельницу, хозяйку Большого зала Московской консерватории, ведущую всех больших концертов. Тень Анны Чеховой возникает в спектакле в облике конферансье (Азиза Бегматова). Она чутко и педантично ведет свой "концерт".

Говорят, история может повториться дважды -сначала как трагедия, затем как фарс. У Баходыра Юлдашева идет рассказ об истории, которая стара как мир. Но возможности объяснить это людям - нет. Говорить им, что такое уже не раз случалось с нами- бесполезно. И опять, в который раз, мир делится на партии: сторонников хозяина осла и сторонников его противника - злополучного зубного врача. Каждая партия находит своих покровителей. И война между ними идет не на жизнь, а на смерть. И умные и не умные, и злые и добрые, и больные и здоровые- люди не минуют круговерти борьбы, неизвестно за что.

Все, все, все - и кривые, и косые, и пьяные, и нормальные, и не очень нормальные, - включены в эту лихорадку отношений, отстаивания своих "мифических" принципов. И за всем этим почему-то слышится отчаянный вопль создателя: Люди, до каких же пор может повторяться глупость?! И как дорого она достается человечеству! Так же дорого, как дорого стоит тень осла!

117

"Молодежь Узбекистана" 09.09.94

"ОСЛИНАЯ ФАНТАСМАГОРИЯ"

Дюрренматт - Юлдашевская театральная кантата в трех частях. Исполняет сводный хор театра им. А.Хидоятова с солистами -жителями- обитателями погорелого города N-ска.

Это необычная кантата, пожалуй, и не канта га вовсе. А академического определения этому вокально-драматическому действу не существует. Однако, в то же время - спектакль театра им. А.Хидоятова "Процесс из-за тени осла" по пьесе Ф.Дюрренматта так слеплен, склеен, собран из неких шутовских, фарсовых, трагифарсовых пародий, подражаний:

как говорят музыковеды - в произведение крупной музыкальной формы.

Анекдотическая, по сути, история про то, как хозяин осла потребовал денег и за его тень, рассказана в театре как бы поперек дюрренматтовской пьесе. Ни на минуту не искажая смысла вещи, Баходыр Юлдашев преподносит ее сегодня не как публицистически заостренную политическую байку, а как страшную небылицу, поток сюрреалистической фантазии на тему человеческой глупости, упрямства и амбиций.

"Кантата" разделена на несколько вокально-пластических частей и внутри этих распевок и групповых перемещений упрятана простая до боли и гомерически печальная история про то, как "Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем", а по-нашему - как спор из-за тени

118

осла привел людей, как казалось, здравомыслящих, к тому, что они превратили себя, свое жилье, свою судьбу и свою историю в пепелище. Где обитают уже не люди, а их останки,

но даже эти самые тени все продолжают делить ... тень осла!

"Молодежь Узбекистана" 25.11.94

НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ

Масштаб сцены трудно соизмерим с Жизнью. Тут полно противоречий и парадоксов. Сцена бесконечна, а жизнь часто кажется понятной и однозначной. Мир многообразен, жизнь непредсказуема, а сцена бывает невероятно плоской, скучной и, увы, грешит "фанерой", то есть грубой бутафорией. Это соотношение жизни, театра, сцены, искусства и есть великая тайна. У настоящих художников неизбежно возникают немыслимые желания все соединить, раз и навсегда решить эту проблему - жизнь превратить в театр или же театр "растворить" в жизни.

Последние спектакли Баходыра Юлдашева и Георгия Брима как бы берутся решить эту проблему. "Искандар" по Алишеру Навои,"Процесс из-за тени осла" по Ф. Дюрренматту лишены бытовых подробностей. В этих спектаклях ставятся глобальные проблемы, в них говорится ни больше и ни меньше как о судьбах мира. Поэтическое, философское осмысление мира, судьбы, огромных социальных перемен, происходивших в нашей жизни, каким-то таинственным и в то же время абсолютно естественным образом реализуется на небольшой сцене театра имени Аброра Хидоятова. Теоретикам театра, истории культуры.

119

искусствоведам еще долго предстоит разгадывать эту таинственную и чудесную игру "судеб и случая" в жизни художников Баходыра Юлдашева и Георгия Брима. И обязательно возникнут эти неожиданные связи Жизни и Театра. Почему, например, мотив самосознания нации, рождение суверенного государства и ощущение Человеком себя гражданином Мира так тесно переплелись в спектакле "Искандар" по Алишеру Навои. А тема крушения империи, тема войны и мира, тема межнациональных конфликтов, фантасмагории переселения так четко спроецировалась на спектакль "Процесс из-за тени осла". Почему, и кем избраны именно Баходыр Юлдашев и Георгий Брим как неожиданные и трепетные воссоздатели этих глобальных проблем на сцене? Почему их "маленькие" (в масштабах истории, вселенной, времени) спектакли так точно и так мощно отображают Мир? Почему именно театр им. Аброра Хидоятова и спектакли, которые, увы. еще мало осмыслены и оценены (возможно ли такое вообще?), так точно, щедро, красочно, красиво! - ведь Театр! - талантливо фокусируют в себе события мира.

Арифметика, строгая научная логика, язык математических дисциплин трудно приложить к тому, что делали Б.Юлдашев и Г.Брим в последнее время, но масштабы, количество, объем того искусства, которое в Театре им. А. Хидоятова рождалось, почему-то претендовало на массы, спектакли "Искандар", "Процесс..." обращены не иначе как к Народу, Истории, Судьбе.

Есть и, видимо, всегда будут в искусстве, жизни события, которые, если бы их не было, то их обязательно следовало придумать. То есть они неизбежны. Так должно было случиться. Это событие предсказано всем ходом дел, ему предшествующих. В судьбе Баходыра Юлдашева, Георгия Брима такие события, как празднование 600-летнего юбилея Улугбека неожиданным образом соотнеслось со всем тем,

120

что было сказано об "Искандаре", о чем этим художникам думалось, с тем, о каком театре они, без преувеличения можно сказать, грезили.

Нам не раз доводилось слышать от Баходыра Юлдашева о Духовном театре, о театре мистерии, о площади, о космосе, о звездах. Идея поставить спектакль об Улугбеке в театре обговаривалась давно. Все в театре долго вживались в эту идею. Мы можем назвать лишь очень малую толику литературы, пьес, которые в связи с этим были перечитаны. Это необходимо сделать, потому что уже в выборе литературы была обозначена концепция будущего представления. Джордано Бруно, Сократ, пьеса Брехта "Галилео Галилей" -на пересечении многих звездных млечных путей, на пересечении Запада и Востока- виделся создателям спектакль об Улугбеке - образ Гражданина Мира. Хуршид Даврон -замечательный историк и прозаик, впервые может быть, взявшийся попробовать свои силы в драматургии, мгновенно преобразился в очень прилежного ученика. Баходыр Юлдашев требовал переделок, версий и все время сокращал количество текста. Хуршид Даврон терпеливо и чутко откликался, верно угадывая, что драматургия - это особый вид литературы, где каждое слово будет опробовано сценой.

Словом, готовившаяся для постановки в театре пьеса вдруг оказалась тем литературным материалом, который лег в основу грандиозного представления на древней площади музейного комплекса Регистан.

Уже после того, как это знаменательное событие осталось позади и пережиты волнительные моменты премьеры представления - все кажется - естественно и просто в этот вечер переплелось. И великая классическая музыка Дж.Верди (вот если бы еще Лучано Паваротти и Монсерат Кабалье почтили своим посещением и пением этот незабываемый вечер) и Регистан потрясающе сочетаются и достойны

121

величия друг друга. И конница Тимура, будто только и делала, что гарцевала "под музыку" С.Прокофьева. Ренессансная тема "Ромео и Джульетты" и Золотая пора древнего Самарканда -почему никому и никогда в голову не приходило собрать это все в один вечер? Театральный художник - это тот, кто чувствует фактуру - это слова Георгия Брима. Конечно, не случайно на Регистане оказались настоящие костры светильники. Только "живые" лошади, их беспокойный храп и ржание, и нешуточные бряцания копий и мечей и факелы -копоть, дым.

Ностальгия по настоящему, вполне возможно, начало всей этой театральной затеи на площади. Ведь если звезды зажигают, значит, они...

Как же можно сочинять театральное представление об Улугбеке и лишать его возможности созерцать небо над Самаркандом.

Великий Улугбек подтвердил бы собственным авторитетом ученого и философа, что жизнь человеческая -миг! А час представления, сочиненного в его честь и в память о нем, собран из таких величин: небо, звезды, космос, земля, искусство, - что зрители, оказавшиеся в этот час в Самарканде, впервые воочию, кажется, прикоснулись к Вечности.

Известно, что талантливые люди нарушают стереотипы. Увы, юбилейные торжества, иные большие праздники, служат поводом для устройства больших, громоздких и дорогостоящих, шумных и скорее показушных, нежели действительно достойных представлений. Обычно это бесконечный "парад" самодеятельных коллективов, представителей разных областей республики. Это само по себе неплохо было бы, если речь шла о смотре или о конкурсе народных, фольклорных коллективов. Но праздники, по масштабу подобные тому, что происходило в памятный вечер

122

в Самарканде, конечно, достойны того, чтобы за них брались Мастера своего дела. Праздник на площади - это особый жанр, где мастерство и талант театрального режиссера, художника, видимо, должны быть приумножены и видением Истории, Времени, Социума. Образное воплощение, концептуальное решение Темы.

"Народное слово" 29.11.94

МУШОИРА

Такого, пожалуй, и сад Поэтов не видел. Ведь мушоира- это праздник-состязание-добрая перекличка Поэтов. Но то, что происходило на площади Регистана в вечер празднования 600-летия великого Улугбека, было особым состязанием, особым диалогом и. конечно же, совершенно неповторимым праздничным представлением! Воистину жаль, что неповторимое...

Не бывает на свете случайностей. Как оказалось, и как предсказали бы звездочеты, что небо в этот вечер прояснится, звезды как на карте самого великого ученого будут мерцать и будут занимать именно то расположение, кое будет способствовать рождению чудо - представления, спектакля, достойного того, чье имя и дела и чья судьба в этот вечер будут представлены.

Так оно на самом деле и было. И теперь, по прошествии некоторого времени мы можем не только пересказать, но и в некотором роде осмыслить это замечательное событие -не только как памятную историческую дату, но и как очень

123

важное событие нашей духовной и культурной жизни.

В театре им. А.Хидоятова замысел поставить пьесу об Улугбеке обговаривался не раз. Были разные проекты. Замечательный писатель - историк Хуршид Даврон, впервые взявшись за трудный драматургический жанр, не уставал представлять Баходыру Юлдашеву разные варианты пьесы.

Параллельно шли спектакли Театра, выпускались новые премьеры. И, что теперь по прошествии времени особенно заметно, в каждой из последних крупных работ Баходыра Юлдашева и Георгия Брима уже была частица будущего представления. Частица идеи, частица оформления. Совершенно очевидно, что размах замысла и осуществление идеи зрело в таких спектаклях, как: "Искандар", как ни покажется на первый взгляд странным ,"Проделки Майсары" и в последней премьере театра "Процесс из-за тени осла" по Ф.Дюрренматту.

Идея представить великого поэта Алишера Навои гражданином Мира была великолепно реализована в спектакле "Искандар". В этом пока еще шедшем в помещении театра представлении был создан красочный и объемный мир из всех чудес мира. Там были и Тадж - Махал, и китайские пагоды и европейские кафедральные соборы. Как и в музыке было чудесное смешение стилей, времен и народов. Народные узбекские песни переплетались с мощными органными хоралами.

Истинно народная стихия театра на площади, масхарабозы, маски, игры, танцы, песни- переплетались с известным сюжетом любимой комедии о Майсаре, и Баходыр Юлдашев с Георгием Бримом на первом "Наврузе" в Алма-Ате опробовали свой же спектакль "Проделки Майсары" на площади.

Проблемы войны и мира, фантасмагория разрушений.

124

История человеческих ошибок и глупости и бесконечной повторяемости, казалось бы, несколько известных конфликтов умно, иронично, мудро и с болью представлено было в последней премьере театра, спектакле по Ф, Дюрренматту "Процесс из-за тени осла". И было очевидно, что масштабы проблем, мысли о судьбах мира и истории человечества как-то очень напрямую связаны с сегодняшней неспокойной ситуацией эпохи перемен.

Тот, кто внимательно следит за творчеством этих замечательных художников: режиссера Баходыра Юлдашева и сценографа Георгия Брима - тот, конечно же, оказавшись в этот знаменательный вечер на Регистанской площади, во-первых. оказался бы свидетелем истинно талантливого художественного представления, где была единая мудрая концепция и где все, казалось бы, трудно соединимые части "работали" на целостное волнующее впечатление; во-вторых, конечно же, вглядывался бы во все то, что происходило и "читал" бы это представление, вспоминая все творчество этих Мастеров. Воздушный шар, проплывший над вечерним Регистаном, пронес над головами удивленного зрителя венценосный бешик. С этого момента, комментируя действие голосами Шукура Бурханова (архивная запись голоса известного актера в роли Улугбека), Убая Бурханова, Афзала Рафикова, разными людьми и с разных точек зрения ведется прекрасный сказ о некоторых существенно важных эпизодах трагической судьбы Улугбека - правителя, ученого, мыслителя -Человека.

Все в этом представлении связано не в прямую, а как в системе зеркал, образно высвечивая один эпизод другим, звуковыми эффектами, музыкальными монологами и многоголосицей, хореографическими и пластическими композициями.

Конечно, на площади, где действующими "лицами",

125

"работающими декорациями" были великие и истинные и абсолютно реальные ценности, "подлинники" Восточного ренессанса, все, что происходило на "сцене", все, что звучало, должно было соответствовать. По фактуре, по материалу, по масштабу, а главное, по идее и по замыслу, по объему духовной энергии, во все это вложенной.

Не случайно здесь звучала музыка макомов, народных напевов и они совершенно естественно сочленялись с музыкой С.Прокофьева, Д.Верди.

Конечно, на площади была кавалькада живых лошадей, и слышалось нешуточное бряцание оружий, были зажжены огромные чаны- светильники. Воины с дымящими факелами превратили площадь в средневековый "театр" военных действий.

Но когда наступал мир, наступало белое затишье -сорок красавиц в белых подвенечных платьях преподносили народу горячие лепешки.

И конечно, Мир откликался на каждый поворот судьбы великого гражданина Мира Мирзо Тарагая Улугбека, залпами орудий, салютами и фейерверками приветствуя его...

Так на перекрестке Запада и Востока, на пересечении многих искусств, эпох времен и народов состоялась удивительная, неповторимая, увы, Мушоира Мастеров. Неизвестных и известных авторов, поэтов и композиторов народных песен, танцовщиков и музыкантов, наездников и...

Но назовем все же фамилии: во время представления была использована музыка Д.Верди, С.Прокофьева, М. Бафоева, У.Мусаева, Ф.Алимова. Авторы и создатели спектакля на площади: Хуршид Даврон, Георгий Брим, Баходыр Юлдашев.

126

"Молодежь Узбекистана" 17.03.95

ПОЛЕТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ

или интервью с Баходыром Юлдашевым, записанное на ходу

Камариддин Артыков: Скажите, пожалуйста, сегодня, когда всем кажется, что важнее всего - экономика, рынок и появились так называемые "богачи" с неизменной атрибутикой - цветной кафтан, иномарка - Вам не приходит в голову "влиться в струю"? Как известно, у нас театр никак "доходным местом" не назовешь. Иномарки у Вас нет, когда же приходится передвигаться по городу, к услугам Вашим всего лишь минкультовская "коробочка"...

Баходыр Юлдашев: - Я всегда исхожу из того, что талантливый человек талантлив во всех своих проявлениях. И. если мне удалось сделать что-либо в театре, вполне возможно, что и в бизнесе я сумел бы сколотить свое дело. Но. Но мои родители "позаботились" о том, что я родился в театре. Мама моя - актриса, Народная артистка республики, долгие годы была директором театра. Конечно, она очень не хотела, чтобы я связывал свою судьбу с театром. Но сама продолжала жить театром. Я думаю, что дети никогда не поступают так, как хотят родители, но они вбирают в себя их судьбу.

Это очень важно было для меня. Потому что Театр я вобрал в себя не умом и не сердцем даже - это была судьба. Вот говорят, что есть законы сцены. Есть жизнь, и есть театр. В моей жизни неизвестно - чего больше. Игры, интриги, драматических или иных конфликтов? Ума, таланта, интуиции, творческих поисков, хандры, лени, депрессий, озарений, падений. Я давно уже перестал четко ощущать

127

границы - где же кончается театр и где начинается жизнь, или наоборот. Ведь в театре переживаешь столько жизней -не знаю, радоваться этому или печалиться - но их просто не счесть! Боже мой, сколько в этом печали, ведь одна человеческая Жизнь сама по себе ноша, порой непосильная для человека. Но, если что-то удается в театре, или складывается спектакль, который зрители принимают с пониманием и, если твой спектакль вдруг оказывается тем, что называют высоким произведением Искусства, то этой радостью, этим праздником живут многие. Это означает, что этот праздник сотворил Ты. В этом есть, безусловно, что-то такое, что делает Тебя причастным к Богу.

Поверьте мне, это всегда потрясение. И, прежде всего потрясение нужное мне - автору спектакля. В этом потрясении - начало всего последующего цикла - хандра, депрессия, падения, творческий кризис и т.д.

К. А. - И все же вернемся к "нашим баранам". Ведь дилемма: рынок-театр- сегодня уже не выдуманная ситуация?

Б. Ю. - Да. И это проблема, которую ни министерство культуры, ни театры не хотят еще осознавать. Ни одно государство не содержит такое количество театров, в которых давным-давно угасло творчество, в которых не то чтобы зритель не ходит (это еще одна, но, в некоторой степени, особая проблема), но и никто в театре как бы не очень заинтересован, чтобы зритель был, чтобы в театре ставились спектакли достойные быть названными произведениями искусства. Старая советская театральная система была создана по принципу некоего планового производства. И еще по социально государственному принципу - каждому областному центру - по театру. Никому и в голову не приходило спросить - а есть ли у нас режиссеры, могущие "поднять" эти театры, знающие, какой они театр хотят создавать и способны ли они это сделать. Понятно, что Театр

128

без лидера, без Художника, это всего лишь еще одна "единица" для минкульта, но никак не Живой Театр.

К. А. - Странно, когда театру живому, творческому коллективу, где живо искусство, так не хватает денег, государство содержит такое количество безжизненных "единиц".

Б. Ю. Сложно. Но нужно решать проблему. С одной стороны не ровнять всех под одну мерку. Не решать все "с плеча" административно - номенклатурным способом. Но надо думать о том, как создать такую среду, культурную, социальную, в которой театры могли бы рождаться и умирать естественно!!! Ведь театры как люди... Помните Пастернака - "Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами". Минкультуры не может управлять культурой. Это не есть его задача. Министерство культуры должно быть озабочено в первую очередь тем, что я называю "средой", в которой могли бы талантливые люди создавать свои коллективы. Пусть на один сезон. На один спектакль. Эти же монстры - театры -производственные "единицы" - это холодные печальные памятники умершей эпохи. Им надо дать возможность "рассосаться" в среду. Кто будет заниматься самодеятельностью, а кто обслуживать свадьбы...

Словом, очень нужно сегодня обратить внимание на театры, в которых теплится жизнь.

И еще надо думать о гастролях - узбекский театр не может жить в вакууме. Надо думать о том, чтобы проводить хорошие фестивали, надо сохранить все то, что было хорошего в старой театральной системе. Классическая музыка, оркестр, балет и опера никак не противостоят понятию Узбекская национальная культура, как некие фундаменталисты от культуры пытаются утверждать. Как раз наоборот. Наша национальная культура - всего лишь часть общечеловеческой культуры. Наш национальный истинный

129

театр особая, но все же часть мирового театра. И мы все, кроме того, что граждане нашего суверенного Узбекистана, мы, безусловно, и граждане Мира. С этим ощущением живу я и все те, кто делает со мной наш Театр.

А. К. - Что только не происходит в Вашем театре. Нет ли у Вас ощущения суетности, случайности и, может быть, ненужности вот такой "суматохи"?..

Б. Ю. - Вы помните замечательный фильм Романа Балаяна "Полеты во сне и наяву"? Так вот сегодня, когда театр обретает себя как бы заново, в новой суверенной эпохе нашего существования, вряд ли кто знает, каким он должен быть. Я вижу решения своих будущих спектаклей во сне. Редко, правда, но бывает такое. Театр нельзя придумать, спланировать. Это по идее и есть вольные Полеты во сне и наяву...

Еженедельник "ЭКО"

01.05.98

ЯГО - "САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР"

Само название спектакля "Отелло" в репертуаре театра имени Аброра Хидоятова немало интригует театралов. На этой же сценической площадке в далекие пятидесятые годы шел спектакль "Отелло" с самим Аброром Хидоятовым. Старшие зрители были очевидцами, те, кто помоложе, конечно же, наслышаны, потому как "тот" спектакль -легендарная история! Спектакль шел месяцами-ежедневно -при полных аншлагах. В архивах УзТВ хранится кусочек

130

кинопленки, запечатлевшей великое трио: Аброр Хидоятов, Сара Эшантураева и Наби Рахимов (соответственно в ролях Отелло, Дездемоны и Яго). Они как бы олицетворяют собой совершенное исполнение...

Итак, интрига. Молодой, но уже известный своими постановками таджикский режиссер Барзу Абдураззаков отважился выбрать для будущей постановки в театре "Отелло" У. Шекспира. Художественный руководитель театра Баходыр Юлдашев отлично сознавал "полемичную" художественную ситуацию - дает добро! Труднее всего актерам. Сравнений не избежать, но шекспировские роли -это подарок судьбы - от них не отказываются.

И роли вскоре были распределены: Отелло - Эльер Насыров. Яго - Афзал Рафиков, Дездемона - Хусния Сапаева. Во избежание некорректных сравнений скажем сразу, что "Отелло" пятидесятых и спектакль по этой же пьесе, поставленный в наши дни, не могут и не должны быть одинаковыми. Важно, что художественный уровень этих спектаклей одинаково высок, а трактовка пьесы, конечно же, одинаковой быть и не могла.

Все действия спектакля происходят на палубе корабля (сценография Георгия Брима). То ли генерал Отелло еще не добрался до места назначения, то ли остров, куда он назначен, настолько мал и окружен бушующими морями, что жизнь складывается, как на корабле, зыбко и тревожно.

Ну а для раскрытия смысла пьесы, создания атмосферы, в которой происходит скоротечная трагедия, -корабль с убегающей из-под ног "землей", метания и столкновения персонажей от невообразимой "качки" страстей - кажется метафорой, настолько тонко и точно угаданной авторами спектакля, что может показаться, место действия указано в ремарке к пьесе самим Шекспиром...

Но это только начало наших открытий. Никак нельзя

131

было предполагать, что в спектакле "Отелло" поистине трагической и главной фигурой может оказаться Яго! Это притом, что роль Отелло неожиданно и достойно сыграна Эльером Насыровым. Сегодня в театре нет того романтического мавра, что "рвет и мечет", страсти и ревность его не "клокочут" - мир изменился, и мы изменились в нем. Отелло - в исполнении Эльера Насырова - вполне добродушный, честный, искренний, но очень обыкновенный человек. И даже любовь чернокожего мавра к его белокурой пассии (в спектакле она и не белокурая вовсе) сегодня нас уже удивить не может, она вполне по-житейски понятна и приземлена. Так эта любовь в спектакле выглядит почти как обыкновенная история. И все бы ничего, если бы не демоническая фигура Яго. Раньше все представлялось с точностью до наоборот. Рядом с "горой" - Отелло все время вертелась маленькая, коварная интриганка- "мышь" - Яго. В зависимости от мастерства исполнителя, Яго мог как-то претендовать и на более значительную роль в этом трио, но печать коварства и некой злобной мелочности в нем как бы были обязательны. Никогда нельзя было сказать, что зритель видел Яго страдающего. Яго в исполнении Афзала Рафикова - личность, во всех отношениях, значительная! Умный, красивый, талантливый, все видящий и все знающий Яго -пасынок Судьбы. И это он про себя знает и вполне основательно считает, что Судьба обошлась с ним несправедливо. И, конечно же, он совершает трагическую ошибку. Он берется "перекроить" Судьбу. Здесь режиссер спектакля Барзу Абдураззаков "внушает" Яго - Рафикову, что он вполне может срежиссировать свою "жизнь".

И Яго - Рафиков начинает "играть" в популярную нынче игру, которая называется "сам себе режиссер".

Яго - Рафиков никого не собирается убивать, лишать власти, разлучать, ему "всего лишь" хочется "переиграть"

132

Судьбу. Если дозволено, то перераспределить иначе роли и расставить всех, как ему кажется, "по местам". И, пожалуй, он это сделать сумел бы. Поскольку в его действиях нет ненависти к Отелло, скорее добрая и снисходительная жалость, нет коварства, нет злобы - вся печаль в том, что он умнее других и любит своих "героев". И может, как ему кажется, "гармонию алгеброй проверить". И все-таки он просчитался! Коварная, забавная и непредсказуемая игра Судьбы и случая - не далась ему вполне. Судьба не только обделила, но и посмеялась над ним и его притязаниями. Финал спектакля: беззвучно плачущий (или смеющийся ?!) Яго держит в своих объятиях умирающего Отелло! Увы -расстроилась игра...

136

"Народное слово" 30.11.91

НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ ВЫБИРАЕТ... МОЛЬЕРА!

Следуя за премьерами нового театрального сезона, мы оказались на спектакле "Лекарь поневоле" Мольера в русском ТЮЗе - замечательный повод поговорить о театре, о его руководителе и, конечно, о спектакле. Но, прежде всего о Наби Абдурахманове. Если вы оказались в театре, и чувствуете, что спектакль начался с порога театрального дома, то можете быть уверены - это "рука" Наби. Если перед представлением приобщают вас к высокому искусству сначала словом, а после него обещают чай - опять же с разговорами, то это тоже Наби. И если уже на самой сцене каждая "палка" начинает "стрелять", а вас, сопротивляющегося и неверующего, с заметным натиском и энергией обращают в свою веру, то это тоже Наби.

Театралы меня поймут, а сам Наби - человек, как мне кажется, строгий и самокритичный, поэтому я могу себе позволить сравнение, которое как бы напрашивается. Этот, мягко говоря, не очень полный человек, неизменно похожий на мальчика переходного возраста, большеголовый, с острым птичьим носом и глазами солдатика первого года службы, всегда с несколько "вздернутыми" нервами, на грани истерики, напоминает мне очень и очень гениального Евгения Багратионовича Вахтангова. Я убежден, что Вахтангов и много-много лет спустя Наби Абдурахманов, несмотря на годы, что их разделяют, и, несмотря на разные театральные вершины, ими освоенные, люди одной группы крови. Природа театра - стихия Наби Абдурахманова, и только в ней, наверное, ему дышится легко.

Если на обыкновенной и даже заурядной клубной

137

сцене Наби сумел поставить памятный всем театралам спектакль по рассказам А.П.Чехова, и клуб превратился в театр "Дард". Если ему на этой самой сцене удалось поставить пьесы по современной зарубежной драматургии и это делалось с изяществом, тонкостью и вкусом нищих аристократов, что придавало спектаклям особую ностальгическую прелесть и ценность антикварных редкостей. Если Наби Абдурахманову пока удавалось не ставить пьес на злобу дня - благо, политикам есть, чем сегодня заниматься, ответственным же чинам от культуры время всерьез задуматься о приобретении рабочих специальностей, - и в этом мне видится особый дар художника. И, наконец, уже придя в ТЮЗ и как бы осмысливая и обживая его заново, он начинает с классической пьесы, с так называемого "школьного" для актеров всех поколений репертуара, и возвращает ей живую суть - и в этом весь Наби.

Все сказанное отнюдь не означает, что "нет проблем". Наоборот, именно в ситуации, когда есть художник и есть серьезное творчество, проблемы, кажется, не иссякают. Не время говорить о сугубо производственных, житейских, социальных - где их сейчас нет?

И в театральном празднике по Мольеру, мне кажется, есть некоторые стилевые погрешности, о которых есть смысл поговорить. В спектакле, где все играют не каноническую пьесу Мольера, не строгий классицистский театральный канон, а играют в сам театр, где Мольер, конечно, больше хороший повод, нежели цель, сложилась некая разноголосица.

Первое и мощное соло - Валерия Кудашкина, исполнителя главной роли - Сганареля, Второй голос - художника, сотворившего сценографию скорее для пасторально-пастушеского дивертисмента. И третий голос - всех остальных действующих лиц спектакля. Иногда

138

возникает ощущение, что на Кудашкина - Сганареля возложена обязанность, как говорится, "упрятать все концы". Сделать невидимыми несколько опереточно-статичные декорации, неслышимым некоторый ТЮЗовский нажим в игре своего окружения, и вновь, и вновь скреплять в едином темпо-ритме, в едином духовном пространстве то, что нет-нет, да и грозит распасться. Умение Наби Абдурахманова создавать спектакли из ничего в смысле материальных затрат, может быть, хорошо для нашего трудного времени, но именно в такого рода спектаклях, как "Лекарь поневоле", становятся заметными тщетные усилия художника по костюмам превратить серое в цветное. Когда эти усилия на сцене очень заметны, тогда меньше веришь в игру...

Но праздник, видимо, потому и праздник, что на минорной ноте разлада задерживаешься не надолго. У спектакля "Лекарь поневоле" в русском ТЮЗе есть необычное продолжение. Его "дублируют" выпускники ТТХИ. И уже в этой театральной версии игра в театр приобретает какой-то свой изначальный смысл.

Это вчерашние дети Нового Времени - Перестройки. Они поступили в театральный вуз и обретали навыки профессии уже в новом духовном пространстве всего того "полочного" кино и запрещенной и неведомой нам литературы, которые мощным потоком обрушились на нас, и как бы провоцировали качественно новую творческую энергию. И новое поколение, лишенное идеологических шор, естественно откликнулось на него. И если даже в профессиональном плане у них есть проблемы - увы, школа, преподаватели мало изменились, - способности и возможности реализовать свои потенциальные возможности у них тоже иные. Все это не могло не отразиться в том же самом, казалось бы, спектакле, что играют их старшие коллеги.

139

С очевидными и не предусмотренными голосами, со всеми профессиональными огрехами, команда выпускников играет в свою игру. В свободную не только от театральной рутины, но и лишенную многих комплексов взрослых: игру в новый театр нового времени. Принципиально не называю отдельных фамилий, хотя мера таланта и мера способностей исполнителей существенно разнятся. Но спектакль хорош тем, что это все же "командная" игра.

И еще одна особенность данного спектакля - актеры обоих составов во время действия свободно перекидываются фразами на нескольких языках. Думаю, вряд ли все поголовно артисты владеют ими столь хорошо, чтобы сносно изъясняться. Скорее всего, это плоды кропотливого зазубривания. Но свободная языковая стихия, эквилибристика словами на разных языках - это тоже мудрый и лукавый отклик на нашу с вами жизнь.

Театр предлагает не заводить проблему языка в драматическую, тупиковую ситуацию. Безусловно, необходимо знать язык народа, на земле которого живешь много лет. Еще лучше знать два, а еще лучше - несколько. А самое главное - не считать свой язык лучше или хуже другого. Во всех ситуациях и проблемах чувство юмора, умение посмотреть на себя со стороны и, может быть, не без иронии - всегда лучше, чем насупиться и твердить только о своей правоте.

Захватывающая прелесть спектакля, его веселая содержательность и игривая заразительность возникают, складываются усилиями многих. Давний наш знакомый, много претерпевший ТЮЗ, живо и с пониманием откликнулся на приход нового художественного руководителя Наби Абдурахманова. Это - и выпускники ТТХИ. И это мастер Наби, который уже в рекомендациях не нуждается.

140

"Народное слово" 19.07.94

ПОЧИТАТЕЛЬ ТЕАТРА

Возможно, покажется странным, что художественного руководителя театра Наби Абдурахманова называют "почитателем". Во-первых, это как бы само собой разумеется;

во-вторых, это несколько старомодное слово, возможно, относится более к зрителям; словом, "почитатель" - это не совсем точно, и уж конечно это не про Наби...

Но не будем спешить с выводами. Давайте познакомимся с Наби Абдурахмановым поближе и повод для такого основательного знакомства тоже есть. На днях Наби Абдурахманову присвоено почетное звание Заслуженного артиста республики.

Тот, кто не в первый раз оказался в его театре, конечно, успел заметить, что художественный руководитель вовсе не Некто, кого нельзя ни увидеть, ни услышать, кто разве только на двух- трех премьерных спектаклях царственно появляется на мгновение народу. Наби Абдурахманов перед каждым своим спектаклем держит речь. Краткую, не заученную, как бы слегка о предстоящем спектакле, а главное

о нашем почтительном, любовном отношении к театру. Итак, художественного руководителя Театра юного зрителя всегда можно увидеть и услышать.

Почтительное отношение к театру как бы обязательное для всех, кто живет Театром, для многих деятелей обернулось своей обратной стороной. Не они служат театру, а театр служит их амбициям, их карьере, их тщеславию. И это очень

141

сказывается на жизни театра. Как правило, в такого рода театрах ситуация весьма плачевная. Питер Брук относит такого рода заведения к неживым театрам.

В театре Наби Абдурахманова сначала Театр, потом все остальное. Говорят, вначале было Слово. В кодексе театра у Наби идут от Станиславского - вначале - "главное событие". И это не случайность. Как ни печально и может быть ни парадоксально, среди немногих режиссеров очень мало режиссеров грамотных, читающих. Профессионально относящихся к своему делу. Конечно, не всегда бывает так, что грамотный режиссер обязательно талантлив, но профессиональная основа, "азы" обязательны для всех. Наби Абдурахманов знает, что такое школа, знает, что такое теория и как все эти знания превращать в Театр. В его особом, уважительном отношении к науке о театре нам опять же видится почтение и понимание профессии режиссера, почтение Театра.

Наби Абдурахманов- неуемный ревнитель театральной "кухни". Знаток всех новых установок, указов, постановлений, касаемых жизни театра как бы с его "внешней", общественной стороны, но и "домовой" внутри театра - свет, костюм, "одежда" сцены, грим, бутафория - все это люди и каждый очень важен и нужен на своем месте. И, конечно, Наби должен знать каждого, желательно, всерьез и надолго. Потому что Театр, как и Жизнь, состоит из множества Профессий, человеческих судеб, их связей и взаимоотношений, и, безусловно, из их отношения к своему делу.

Последнее великое достижение - и это не шутка -добытый для Театра кусок многих метров грубой шинельной ткани. О радость, сцена, наконец, покрыта вся добротными половицами. Нет заплаток, нет рвани, клочков, обрывков под

142

ногами актеров. В Театре нет незаметных мелочей. Тут нужна строгость, последовательность, глаз да глаз. Радость по поводу новых половиков - принципиальна - это радость для всех, кто с почтением относится к общему Делу, в итоге - к создаваемому спектаклю.

Неистовость Наби сказывается во всем в театре. В крайностях: от Великой радости до Великой печали всегда один шаг, одно мгновение. От восторженности по поводу всего, что как-то касается его собственного театра до великого уныния, иногда опять же из-за мелочи - секунда. Заметно это и по его спектаклям. Перепады темперамента ведут сегодня Наби к спектаклям большим, масштабным.

В недавнем прошлом Наби Абдурахманов, руководитель маленькой студии "Дард", тяготел к театру очень и очень лирическому, интимному. Маленькая клубная сцена фабрики "Кенаф" была невероятными усилиями Наби Абдурахманова превращена в уютный, теплый театр очень близких друг другу людей, театр друзей. Переход Наби Абдурахманова руководителем в ТЮЗ был равен переходу на академическую сцену. Сегодня все спектакли, созданные на площадке театра "Дард", перенесены в ТЮЗ. С неизменным пересмотром спектакля в сторону "укрупнения" масштабов. В театре укрупнения надо понимать не буквально - это скорее означает пересмотр концепции спектакля - в итоге пересматривается и концепция "устава" театра. Театр для близких людей становится театром для всех молодых людей Ташкента (разумеется, и для всех, кто оказывается в Ташкенте). Смена концепций не всегда происходит безболезненно. На наш взгляд с "масштабами" не обошлось без перебора. Не без стремления к гигантомании - не все пьесы выдерживают такого пересмотра. Однако, в театре есть особая "буферная" зона. В театре есть своеобразный

143

почитатель почитателя. Это друг, коллега, жена Наби Абдурахманова-режиссер театра Римма Кашаева. Спектакли ее в противовес созданиям Наби компактны, лаконичны, и, может быть, не по-женски рациональны. Но, о ее спектаклях, разговор особый. Здесь же нам кажется важным то, что Наби Абдурахманов в ТЮЗе не просто автор своих спектаклей, но и руководитель театра. Где должно быть место разным спектаклям, разным режиссерам. И работа в театре автора спектаклей для самых маленьких зрителей - режиссера Мустафина, и творческий диалог с Риммой Кашаевой - это уже как бы стратегия и тактика, а по большому счету театральная, репертуарная политика театра, которая, хорошо это или нет, но - тоже забота Наби Абдурахманова.

Хотя, кажется, для Наби, нет проблем с тем, что ставить?! Он с ходу готов назвать с десяток пьес, которые ему сегодня же хотелось бы поставить. Но нормальная театральная жизнь - это всегда непредвиденные решения, поиски и обязательно неожиданности. Реакция Наби на такого рода неожиданности предсказуема вполне. Все что угодно! Если только не в ущерб театру, не в ущерб становящемуся имиджу Театра. Если качество "неожиданной" постановки соотносимо с представлениями Наби о профессионализме.

"Сагу" о Наби Абдурахманове и его театре хочется и можно продолжать долго. Тем более что потребность Наби неутолима. Он справедливо сетует на отсутствие должного и нужного количества рецензий, откликов, статей. Но тут проблема особая. Скажем лишь, что в "жажде" Наби на прессу видится не только его желание "популяризировать" свой Театр, но и услышать (будь то радио или ТВ), прочитать серьезную и умную критику. Что для живого Театра необходимо! Потому что невеселый опыт многих "серых"

144

театров показывает, что Почтение к Театру оборачивается часто почтением к собственной персоне. И совсем не просто оставаться просто Почитателем Театра!

"Молодежь Узбекистана" 25.11.94

СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ ТЕАТРА

Любите ли вы театр? - Эти слова В.Г.Белинского хрестоматийно известны. Однако стоит задаться вопросом, так ли это просто - любить театр. С чего, собственно, начинается театр. И так ли он нужен, когда дома уютный телевизор с давно налаженным телеконвейером сериала типа "Санта-Барбары" или "Дикой Розы". Где все упрощено до предела - сиди и смотри. С театром же - все не просто. Там и говорят не так, как обычно. И все как бы понарошку. И все поначалу почему-то раздражает. Кажется, все как-то неестественно себя ведут. И все не так красиво, как в "Просто Марии".

Тут самое время вспомнить и назидательно воскликнуть, что Театр - это высокое искусство. Что, как и классическую музыку или серьезную литературу, искусство театра надо долго учиться постигать. Мы бы, безусловно, рассказали Вам, как и что надо делать, но в театре юного зрителя... идет свой сериал! Спешите видеть: "Театральные ступени - I", для краткости назовем "Ступени - 2" и т.д.

145

В театре, где за последнее время полностью обновлена труппа и где самому "старому" актеру лет тридцать, где большая часть актеров еще студенты и где энергии и энтузиазма через край, конечно, возникают неожиданные и грандиозные проекты. А все началось с простого. С желания рассказать самым маленьким зрителям, что же такое театр. Ответить может быть на самые простые вопросы: "что такое кулисы?", "что такое "зеркало" сцены", "на чем держатся декорации и как быстро и чудесно они меняются".

Кончено, перед зрителями мог выступить - в детском театре есть такая должность - зав. пед. частью. И все вполне разумно объяснить, но зачем же все пересказывать, когда обо всем этом и со всем этим можно поиграть. И чуть-чуть приоткрыть Тайну Театра. Тем более что молодым еще пока студентам - актерам тоже нелишне самим почувствовать на себе, что такое свет в театре и как он преображает мир: что такое театральный костюм и грим, которые так помогают "мне" преобразиться в "другого". И сделать можно все это чудесно, весело, играючи! Когда на ваших глазах голая, неуютная, - похожая чем-то на захламленный гараж, -большая коробка сцены начинает "одеваться", а секунду спустя свет преображает ее в бесконечное пространство, космос, и вы проникаетесь величием Пространства и бесконечностью Времени, то согласитесь, тут не только маленькому мальчику и девочке, но и взрослому человеку есть чему подивиться душой! Ради этого мига, маленького (на первый взгляд, конечно, почти фокуса) чуда, а на самом деле неразгаданного большого чуда преображения, игры, мистификации и сказки, а в конечном счете- открытии Мира, взрослые играют в Театр. И превращаются в детей. В свою очередь дети, когда их не "учат жить", когда их, наконец,

146

предоставили самим себе, с удовольствием "влезают по уши" в эту замечательную "возню", которую затеяли смешные взрослые...

Но ведь это только первый шаг. И еще у взрослых с некоторых пор проявляется устойчивая тяга к сериалам. Ну что же, сериал так сериал. "Театральные ступени - 2" соответственно - вторая серия грандиозной театральной затеи. Если пофилософствовать, то выходит, что, сколько в мире народов, то столько же и театров. А в разные времена они еще и у каждого народа были разными. В далекие античные времена был театр один, а в эпоху средневековья, скажем, был театр другой. Ученые, специалисты знают историю театра, знают и специально занимаются отдельными временами, направлениями театра.

В ТЮЗе же авторы спектакля Римма Кашаева, Даврон Раджабов, Ойбек Каюмов и вся команда студентов решили представить свою версию, свое представление о некоторых театрах мира.

Особо хочется сказать о придумке молодого художника театра Даврона Раджабова. Видимо, очень долго перебирая возможности того, как же можно объединить на сцене многоликий театр мира, художник "доискался" до самого простого решения. Но, как известно, самое простое решение дается труднее всего. Занавес! Легкий театральный занавес, сшитый чуть ли не из дерюги, может оказаться волшебным шатром, шутовским колпаком, изящной и кокетливой занавеской... Режиссер спектакля Римма Кашаева, ее помощник Ойбек Каюмов буквально дирижируют представлением, но вместо дирижерской палочки они "играют" занавесом, как чудесным покрывалом фокусника.

Такого рода фирменные спектакли рождаются в театрах как бы между делом. Часто не от "хорошей жизни",

147

т.е. из-за отсутствия нужного сегодня, сей час литературного материала. Но так случается, что именно эти "на ходу" придуманные спектакли оказываются самыми "нужными" сегодня. В этих спектаклях складывается некий "семейный" портрет в интерьере театра. Где характеры, индивидуальные черточки отдельных членов этой замечательной семьи просматриваются необыкновенно эффектно и рельефно. Так в двух последних премьерах театра: в спектакле "Пегий пес, бегущий краем моря" и в "Театральных ступенях" - мощно и ярко дебютировали двое (сразу двое для театра -богатство необыкновенное) молодых художников. Шухрат Абдумаликов и Даврон Раджабов. Ребята с последнего курса известного театрального художника Георгия Брима. Воистину, театральная традиция, школа - понятия, которыми никогда не следует пренебрегать. Всем любителям и знатокам театра хорошо бы внимательно отнестись к этим именам, повторимся и назовем еще: Шухрат Абдумаликов и Даврон Раджабов, не будет преувеличением сказать, что сценография Узбекистана в ее ближайшем будущем связана с поколением именно этих молодых художников.

"Семейный портрет" создателей спектакля будет далеко не полным, если мы не упомянем имя балетмейстера Шухрата Тохтасимова, который пришел в драматический театр как бы случайно и ненадолго. Танцевальные и пластические номера в спектакле "Класс-концерт" в "Ильхоме" - балетмейстерский дебют Ш.Тохтасимова. И далее следуют ... и уже большой перечень работ - разных и по степени качества и количества, - но необходимых для самоопределения и решения каких-то принципиальных вопросов - каково же место балетмейстера в драматическом театре. В какой мере он нужен. Не разовая ли это придумка. И в этом смысле задуманная серия "Театральных ступеней"-

148

прекрасная возможность решать многие "экспериментальные" вопросы для всей команды сразу:

режиссеров, художников, актеров. Не забудем, что спектакли эти, вдруг оказавшиеся в фокусе репертуара театра, - все же есть спектакли школьные. Ведь в этом театре учатся все. Учатся студенты, но и не перестают учиться и учителя:

режиссер театра Римма Кашаева и художественный руководитель театра Наби Абдурахманов.

"Молодежь Узбекистана" 20.01.95

ТЮЗ

Ташкентский государственный русский Театр юного зрителя давно "перерос" предписанное ему амплуа. Все спектакли в этом театре делаются для всех - и взрослых, и детей. Даже в спектаклях для самых маленьких зрителей есть театральные идеи, актерские работы, могущие доставить удовольствие самому прихотливому взрослому.

Театр весьма и весьма подвижен как в буквальном, так и в переносном смысле. Даже самые незамысловатые сюжеты, пьесы и специальные, собственно театральные композиции, становятся серьезным поводом для массового и неутомимого веселого движения, как внутри Театра, так иногда и за его пределами - на подступах к Театру, которые в дни больших праздников часто превращаются в театральные подмостки.

149

Замечательная пара режиссеров - импульсивный, энергичный и неутомимый Наби Абдурахманов и сдержанная, задумчивая и строгая Римма Кашаева составляют весьма плодотворный дуэт. Им, с их огромным количеством учеников и коллег, доступны самые разнообразные театральные проекты: от строгой интеллектуальной психологической драмы "Эквус" до самой незамысловатой сказки "Три поросенка".

Итак. Театр для всех. Театр, где играют все, Театр, где, кажется, забыли, где начинается Игра в театр, а где есть сама Жизнь.

ЭКВУС

Режиссер - Наби Абдурахманов

Художник-Дмитрий Мохов

Композитор-Дмитрий Янов - Яновский

Психотерапевт Мартин Дайзерт сталкивается на практике с невероятным случаем проявления детских и юношеских неврозов. Очень симпатичный юноша Алан Стрэнг в состоянии аффекта выколол глаза любимым своим существам-лошадям. То, как врач пытается помочь пациенту и как со временем они меняются ролями. Как Мартин Дайзерт и Алан Стрэнг, "выясняя отношения", выбираются из этой больной истории. И куда выбираются? Кто же есть на самом деле преуспевающий врач Дайзерт? Импульсивный, мечтательный, с чистым сердцем юноша - Алан Стрэнг? Этот трагический случай - начало или конец истории?

150

"Эквус" - спектакль вопросов и ответов, где каждый следующий ответ - начало череды новых вопросов. И самое главное-то, что в эту непростую "игру" вовлечены все - и зрители, и действующие лица.

Строгость и сосредоточенность, сдержанность и такт, даже в собственно театральных фантазиях на тему лошадей понадобились Наби Абдурахманову в сочинении этого непростого спектакля по "неординарному случаю из врачебной практики".

ЗВЕЗДЫ НА ЛАДОНИ

Режиссер - Римма Кашаева

Художник - Дмитрий Мохов

Этот спектакль был замечательно задуман и исполнен. Известную - преизвестную народную сказку про Киммат и Зумрад (для тех, кто не знает узбекскую народную сказку, скажем, что этот сюжет есть в сказках и других народов, в русской версии она называется "Морозко") театр задумал рассказать не совсем обычно. Без традиционных народных костюмов, без мудрой, но очень уж знакомой бабушки - сказительницы, да и без всяких там "картонных" декораций и чудес. Семеро смелых мальчишек и девчонок в белых, почти форменных (или фирменных?) одеждах саму сказку только как бы напоминают. А все остальное - вольному воля. "Внутри" сказки есть все - и маленькие пародии - шутки из знакомых фильмов - "шлягеров". И танцы, и песни, и умная тонкая игра в театр представления. Но все вместе - в этом, по-нашему представлению, главное и важное достоинство

151

спектакля - очень компактно упаковано в упомянутую выше сказку. Игра - игрой, беготня - беготней, фантазия - фантазией, но, видимо, очень важно все соотносить с "золотым запасом" содержания. А иначе, как известно, грозит инфляция.

ЛЕКАРЬ ПОНЕВОЛЕ

Режиссер Наби Абдурахманов

Художник-Дмитрий Мохов

Композитор Илья Меламед

В спектакле "Лекарь поневоле" все бегают. Наверное, молодым людям актерам театра, авторам спектакля, тоже людям очень и очень не старым, кажется невозможным пересказать известную пьесу Мольера в иных, более близких к первоисточнику ритмах. Конечно, театру молодому совсем не нравится быть в роли зануды - учителя, который не в первый раз рассказывает эту смешную историю про шарлатана, и уже как бы не помнит, почему же эта история его так смешила?!

Театр Наби Абдурахманова на момент постановки этой пьесы был как бы на старте своей новой ТЮЗовской биографии. И ему нужно было очень сильно "разогнаться". Возможно, поэтому в этом спектакле "зажигательная моторика" виделась его создателям самым нужным ключом к пьесе. Надо отдать должное театру: "пробежками" они пьесу "проиграли" лихо! Хотя, это, ох, какая непростая задача -удерживать уже не один год жизни спектакля взятую скорость и не потерять из виду цель - ради чего бежим-то?

152

ЖЕНЩИНА-ДЬЯВОЛ

Режиссер - Наби Абдурахманов

Художник - Дмитрий Мохов

Композитор - Илья Меламед

Балетмейстер - Шухрат Тохтасимов

Спектакли Наби Абдурахманова иногда лучше называть композициями. Вроде бы поставлены они по известным пьесам и все же они очень далеки от первоисточника. Композиция, которую в театре для краткости называют "Ж Д", есть не что иное как "Женщина - Дьявол" по двум одноактным пьесам Проспера Мериме "Женщина- дьявол, или искушение святого Антония" и "Африканская любовь".

Эти маленькие по объему пьесы превращены Н. Абдурахмановым в большие представления. Лаконичные и ироничные парафразы Проспера Мериме на темы романтический трагедий стали некой отправной точкой для создания музыкально-танцевальных, шуточных, гротесковых и доведенных порой до пародической отметки композиций особого жанра и особой темы.

Темы - Любовь. Любовь черно-белой гаммы (Ж - Д). Любовь - знойной и цветной гаммы (Африканская любовь). А все вместе - хорошо театрализованная, шумная, молодая, энергичная, немного назойливая (впрочем, как и всякая любовь) История Любви!

153

ПЕГИЙ ПЕС, БЕГУЩИЙ КРАЕМ МОРЯ

Режиссер - Римма Кашаева

Художник - Шухрат Абдумаликов

Балетмейстер - Шухрат Тохтасимов

Композитор - Дмитрий Янов-Яновский

Театральная композиция на тему известной повести Чингиза Айтматова "Пегий пес, бегущий краем моря" абсолютно экологична! Здесь убивают нерпу, но только в воображении. Здесь все время присутствует море во всех его ипостасях - от полного штиля до "девятого вала". Вообще, рецензию на спектакль можно было бы назвать вполне в духе Хемингуэя: "Кириск и море" или "Люди и море". Драматизм лирической, философской прозы Айтматова переведен в театре в некое иное измерение. Скажем, в пространственно -временное и зрелищно-звуковое. Большая повесть превращена в театре в некое недолгое, но стереоскопическое, почти осязаемое зрелище. Есть в этой маленькой театральной симфонии очень точно услышанные звуки моря, зримые и "осязаемые" пространства мига Человеческой жизни и вечности бытия.

СРКИПАЧ НА КРЫШЕ

Режиссер - Наби Абдурахманов

Волна Шолом-алейхомовской прозы, которая в последние года стала театральной прозой, кажется, докатилась до Ташкента, а именно до Театра юного зрителя. Конечно. Наби Абдурахманову мало "Тевье - молочника",

154

или, сказать точнее, нужен Тевье, да не тот. Нужна версия несколько иная по темпераменту. Нужна степень риска, некий присущий этому театральному коллективу кураж, дерзкий эксперимент. Конечно, драматическая команда должна запеть, она же лихо танцевать. Словом, "Тевье -молочник" в исполнении Джозефа Стайна и композитора Джери Бока называется "Скрипач на крыше".

Спектакль еще не готов, но танцуют уже хорошо - балетмейстер Шухрат Тохтасимов. Музыкальная партитура переложена специально для театра композитором Эолой Ким. Актеры, кажется, запели. Энтузиазма и последовательности в желании сделать классный мюзикл в театре достаточно, но время неумолимо, "беременность" театра "Скрипачом на крыше" затягивается, увы, по объективным и понятным причинам. "Скрипач" должен появиться на сцене театра - живым, здоровым, зажигательным, смешным и грустным - таким, каким задумывался...

158

"Комсомолец Узбекистана" 29.08.89

ТРУДНАЯ ЖИЗНЬ ТЕАТРА "МУЛОКАТ"

Трижды мы возвращались к рассказу о судьбе театра-студии "Мулокат" из Карши: о непростой истории его создания и становлении.

В двух словах напоминаем, с чего все началось. Группа актеров во главе с бывшим главным режиссером Кашкадарьинского облмуздрамтеатра Абдурахманом Абдуназаровым ушла из театра и образовала студию. С тех пор прошел год. Что изменилось за это время? Чем и как живет этот маленький сплоченный коллектив?

Для тех, кто далек от жизни театров и от их каждодневной практики, - несколько эпизодов из будней театра "Мулокат". Администратор театра, он же один из актеров студии, назначает сбор в 14.00. Маленький автобус, ежедневная оплата которого обходится студии пока в тридцать рублей, повезет их в далекий кишлак Кашкадарьинской области. Пока, потому что хозяева автобуса грозятся повысить цену услуг. А читателю хочется напомнить, что на дворе - август, место действия -Каршинская степь. Жара. (А зимой - холод). За автобусами с актерами потянется машина с декорациями. Машину эту ведет тоже актер - исполнитель одной из главных ролей предстоящего спектакля. Автобус все время должен быть на виду у водителя грузовика, потому как грузовик - машина древняя, должно быть, давно списанная, и потому подешевле - за три тысячи рублей - приобретенная студией на свои кровные.

Добирается "кортеж" до места назначения к вечеру. Спектакль начнется в 22.00. А пока - площадка. Ни сцены, ни софитов, ни крыши над головой.

159

Актеры надевают рабочие халаты и начинают строить декорации. Отмечу, рассчитанные на стационар, на сценическую площадку. Говорю это к тому, что у государственных театров есть и "выездные" варианты спектаклей, и соответствующие декорации. Для театра "Мулокат" - этот вопрос принципиальный. Театр-студия стремится показать своему зрителю полнокровный спектакль, а не его эрзац для выезда.

Надо, видимо, сказать и то, что администрация принимающей стороны тоже стремится как-то помочь театру. Всегда польют площадку, и повесят в двух-трех местах сильные лампы. Вскоре и народ начнут подвозить на тракторах.

Про театр "Мулокат" в Кашкадарьинской области идет хорошая молва. Спектакль "Железная женщина" в постановке этого театра местными жителями иначе как отражение собственной жизни и не воспринимается. На "сцене" тот же быт, тот же очаг и тот же тандыр. И даже еда попахивает соляркой. Но это дело привычное. В героях же они узнают своих односельчан, В каждом селе есть свой тракторист Кучкар. И весь круг невеселых проблем, о которых расскажет спектакль, увы, до боли знаком каждому, кто сидит сейчас теплой степной ночью на земле, и перед ним в трех шагах актеры разыгрывают его же собственную историю.

Это и удивительно. И на этой далекой колхозной "театральной" площадке происходит то, что не может произойти ни в одном театре-дворце (к слову лишь скажем, что они есть чуть ли не в каждом областном центре и, как правило, пустуют), происходит то, ради чего и живо великое искусство театра. Зритель буквально с ног валится от смеха, потешаясь над неуклюжими попытками Кучкара "соблазнить" Аломат и с Кучкаром же постигает сквозь смех и слезы простые и человечные истины. Увидев себя как

160

в зеркале, сопереживая происходящему, с наивным и замечательным пристрастием зритель постигает Истину. Истину человечности...

Заканчивается спектакль. Гремя мотоциклами, отъезжают бравые сельские парни. С криком и шумом зрители рассаживаются по тракторам. В столбах пыли стоят кажущиеся заброшенными декорации. В потемках "кулис" актеры снимают грим...

Иногда мне, очевидцу этого спектакля театра "Мулокат", начинает казаться, что все это происходит не сейчас, накануне двадцать первого века, а в те давние, "ликбезовские" годы нашей страны. Настолько далека реальность нашей культуры на селе от стерео, видео, компьютерных перспектив.

Тому, кому покажется, что в этом беглом описании единственного - а позади весь театральный сезон на колесах - выезда театра "Мулокат" в колхоз есть хоть малейшая доля преувеличения, не поленитесь, наберитесь мужества, соберитесь с духом и поезжайте с театром...

Ребята домой вернулись в половине четвертого утра.

Завтра выезд в другой район области...

А теперь, уважаемые зрители, уважаемые управленцы от искусства, начиная от районного масштаба, "областного звена", "министерских высот", позвольте высказать свои соображения, сомнения, вопросы, не раз возникавшие у меня, человека, в известной мере причастного к рождению и жизни этого театра, лица - не скрою этого -заинтересованного! Заинтересованного в жизни любого мало-мальски творческого организма.

При непростых обстоятельствах рождения этого коллектива мы встречались со всеми, от кого зависит или могла бы зависеть судьба этого театра. После нас неоднократно обращался к ним и сам театр. К чести

161

ответственных лиц скажем, что прием был всегда самый благожелательный. И обещано было много- и городскими властями, и ответственными работниками обкома партии. Тогда же был заказан проект реконструкции старого заброшенного здания театра. Проект готов давно. Театр-студия приемлет его по всем показателям. Но... Но с тех самых пор он украшает выставочный зал проектной мастерской. Нет заказчика. Нет организации, способной оплатить воплощение проекта в жизнь.

Мы часто сетуем на отсутствие инициативных молодых людей. Отсутствие истинных энтузиастов своего дела. В данном случае студийцы- и инициаторы, и энтузиасты своего дела.

Но театральное дело не может жить на одном энтузиазме. Нужны средства. Деньги, которые зарабатывает театр, уходят на оплату многих и многих расходов, связанных с жизнью его практически на улице.

Мы часто слышим заверения работников обкомов комсомола взять под опеку тот или иной молодой театр. Но как трудно оказывается тем, кому, казалось бы, сам бог велел помогать такого рода творческим инициативам от слов перейти к делу. Ведь театр "Мулокат" реализует то, о чем не устают рапортовать комсомольские работники.

Театр искренне и убежденно несет искусство сельским труженикам. Он дельно, действенно, высоким искусством воспитывает молодых тружеников села. Так в чем же дело! А дело все в той же рутине. Все в том же бумажном варианте исполнения всех и вся хороших начинаний и умных постановлений. И в полном неумении увидеть живое дело, живых и действующих творцов дела перестройки.

162

"Народное слово" 11.03.97

ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ КАРШИНСКОГО ТЕАТРА

Региональные театральные фестивали "Навруз" стали проводиться несколько лет назад. Именно тогда широко прозвучали имена многих, раньше куда менее известных театральных режиссеров, коллективов.

Один за другим на разные европейские смотры отправились постановки, послужившие причиной серьезного разговора об азиатском театральном буме: "Джан" по А. Платонову - режиссура К.Аширова из Туркмении; "Проделки Майсары" (Б. Юлдашева -спектакль Узбекского театра им. А.Хидоятова); "Иосиф прекрасный вновь вернется в Ханаан" - творчество театра-студии "Ахорун" и таджикского режиссера Фарруха Касымова.

Равным среди равных в их числе оказался спектакль по двум одноактным пьесам Хамзы, поставленный маленьким театром-студией "Мулокат" из Карши. Его успешное выступление, как выяснилось, стало еще одним подтверждением того, что в республике родился и существует очень талантливый творческий коллектив. Причем родился он под счастливой звездой.

Небольшая отважная команда актеров на свой страх и риск покинула стены областного музыкально-драматического театра, чтобы создать свое, совершенно новое театральное образование. Выбравшее для себя название "Мулокат", оно не только выжило, но и резко пошло в гору - уже после первого и самого трудного года своего существования смогло победить на республиканском театральном фестивале. Победить, доказав общественности

163

республики, что "провинциальность" в искусстве - понятие не географическое, а скорее эстетическое. Что маленький театр только своими силами способен создать художественное(!) произведение и может поспорить с академическими школами и даже выиграть этот спор.

Дальше - больше. Театр-студия "Мулокат" получил высокую оценку от главного человека в европейской театральной культуре последних десятилетий - великого режиссера современности Питера Брука, приезжавшего в Узбекистан для представления своего фильма. В итоге в город Карши стали съезжаться художественные критики со всей Европы, а труппа отправилась в самое длительное турне - небывалое в истории театров Узбекистана, на самые престижные гастроли. Авиньонский фестиваль - театральная Мекка мира, Елисейские поля, смотр-конкурс в Бельгии... "Мулокат" со своим спектаклем "Пошел однажды ночью к милой..." вошел в обойму лучших театров и постановок тех незабываемых для театралов и прежде всего для самой студии лет. Так, в лучах славы и успеха, студия прожила первое свое пятилетие. А затем произошло переломное в ее жизни событие - принципиально разошлись взгляды на творчество художественного руководителя А.Абдуназарова и артистов костяка театра. В результате раскола часть бывших уже "мулокотовцев" вновь оказалась на улице без имени, статуса, средств... Быть может, у кого-то опустились бы руки, но не у этих одержимых сценическим искусством людей, чьим достоянием был не только талант, но и опыт самостоятельной и свободной студийной жизни.

Театр-студия возродился теперь уже под новым поэтическим именем - "Эски Масчид" ("Старая Мечеть"). Маленькая труппа, как команда играющих тренеров, строго распределила между собой обязанности. Наби Бабаджанов назвал себя директором - это значит, ему добывать средства

164

для коллектива. Исак Тураев стал художественным руководителем театра - его задача найти режиссера, определить репертуар и воспитать из молодых актеров зрелых мастеров.

"Эски Масчид" существует уже пятый сезон. Хорошо, не в пример некоторым другим коллективам, усвоив азы "школы выживания", театр-студия основал для себя помещение, "восстановив его из руин" и добился самого главного результата - активной творческой жизни. Собственно, с этого театр и начал. Приглашенный таджикский режиссер Барзу Абдураззаков поставил на его сцене один за другим два спектакля. Первый, "Слуга двух господ", состоялся практически на "голых" подмостках и в холодном здании. Приехавшие по приглашению театра из Ташкента мерзли в зале, а на сцене "кипели" страсти. Самозабвенная игра труппы, столь долго ждавшей профессиональной постановки, дала понять: театр не только выжил, но вновь претендует быть одним из самых интересных в республике. Второй спектакль в постановке Б.Абдураззакова "Мехрибонгинам" подтвердил эти предположения, получив на республиканском фестивале 1995 года приз за лучшую режиссуру. Актриса, игравшая в нем главную героиню, Ойгуль Бабаджанова была признана лучшей среди исполнительниц женских ролей. Следующим жанром, выбранным студийцами, стал кукольный. Театру позарез нужна была пьеса для детей, и мастер этого вида театрального искусства Бекпулат Парманов поставил в нем спектакль в масках. Маленькая актерская труппа еще раз подтвердила силу и яркость дарования, справившись и с этой не простой задачей. Веселая и лиричная работа "Волшебное дерево" стала зрелищем для каршинских детей невиданным и потому особо почитаемым и любимым.

Судя по всему, актер маленького провинциального

165

театра вообще обязан быть универсалом, ведь выступать зачастую приходится и в качестве оперного певца, и за артиста ТЮЗа или оперетты. Актерам "Эски Масчид" такой широкий творческий диапазон дан от природы. Что сыграло большую роль в тот момент, когда решился коллектив театра пригласить, для помощи в режиссуре и постановке, знаменитого Фарруха Касымова, замечательного художника, философа и знатока восточной поэзии и музыки, человека в театральном мире особо почитаемого.

Мастер долго не решался со студийцами ставить материал, который он приберегал для своего театра "Ахорун". Но послушав, как Ойгуль Бабаджанова и Юлдаш Бердыев поют, как музыкальны все остальные члены группы и как свободно они владеют узбекским и таджикским языками, Фаррух Касымов решился. И поставил на сцене "Эски Масчид" по произведениям двух великих поэтов Навои и Атгора спектакль "Шейх Санъон", ставший крупнейшим событием в истории узбекского театра.

В двух словах это можно объяснить так - на фоне очень длительного и трудно переживаемого кризиса жанра музыкальной драмы Фаррух Касымов с минимальными художественными средствами (в каждом театре муздрамы есть оркестр, балет, а в театре "Эски Масчид", разумеется, всего этого нет) поставил философский спектакль - музыкальную трагедию. Где песни не являются вставными номерами, а возникают естественно как продолжение действия и рождаются сейчас возникшими чувствами и вдохновением. Известное классическое произведение "Самарканд Ушоги" как лейтмотив спектакля звучит не один раз, но удивительно то, что и оно, и другие не менее известные классические мелодии открываются зрителям заново и звучат необыкновенно свежо. Завораживающий ритм стихов, действия, и спектакль обращается в

166

трагическую и светлую поэму о любви и верности, о Боге и о том, что Вера в разных богов не может быть препятствием в Любви.

Особенно важно, что не мешают театру строить творческие планы, искать единомышленников, учиться высокому искусству материальные трудности. В городе Карши и области у "Эски Масчид" много хороших друзей, поклонников. Есть они и в городском хокимияте. Есть спонсор, который с завидным постоянством по сей день очень помогает театру - директор маслоэкстракционного завода Р. Ураков... Думается, что, если кашкадарьинцы сумеют в полной мере оценить искусство этого замечательного коллектива, слава о южной области Узбекистана как о промышленном и не менее крупном культурном центре - облетит мир.

ТЕАТР КЛАРЫ ГАСУЛЬ НА КОКАНДСКОЙ АРБЕ

Режиссер рассаживает зрителей прямо на сцене вокруг площадки, в одном углу которой стоит "настоящая" кокандская арба. Она и вправду как настоящая - большая, тяжелая, скрипучая, вот только новехонькая и пока крепко сбитая.

Почему так подробно об арбе? Тому много причин. Все пожитки актерские на ней. Главная и единственная актриса театра Клары Гасуль - Ойгуль Бабаджанова- тоже на ней. Сообщает зрителям, что же сейчас будет происходить, а одновременно "режиссирует", "командует парадом", упрямо пререкаясь со всеми будущими действующими лицами, а

167

сейчас актерами "бродячего театра", какими-то странными бритоголовыми людьми весьма разбойничьего вида. Они разворачивают арбу, разбирают ее, тяжелые колеса ставятся "на попа" - и готово лобное место. Здесь должна свершиться казнь Мариниты (О.Бабаджанова), подозреваемой в опасной связи с ведьмами. Бритоголовые молодые люди, только что разбиравшиеся со своими актерскими пожитками, накинув просторные балахоны, оборачиваются мрачными инквизиторами...

Под псевдонимом Клары Гасуль Проспер Мериме опубликовал несколько одноактных пьес. Две из них - "Женщина-дьявол" и "Африканская любовь", хорошо прижились на сценах нашего региона.

В Каршинском театре-студии "Эски Масчид" эти пьесы поставил Овлякули Ходжакули. За этим событием - невероятная судьба маленького "провинциального" театра и не менее занятная, богатая творческими начинаниями судьба "гастролирующего" туркменского режиссера. Теперь он проживает в Узбекистане, а вот где и как ставит и почему все его спектакли, так или иначе, оказываются участниками и лауреатами различных престижных фестивалей, - это уже другая история.

Минуя многие подробности из не очень долгой, но очень содержательной истории "Эски Масчид", скажем, что этот театр из тех самых малых золотников, которые очень дороги. В нем изначально - не специально, но так случилось - нет режиссера. Но в нем ставили лучшие режиссеры Центральной Азии.

Маленькая группа "старичков" театра - Исок Тураев (актер, художественный руководитель), Наби Бабаджанов (актер, директор театра), Ойгуль Бабаджанова (замечательная исполнительница народных песен и крепкая драматическая актриса) - творят нечто немыслимое. При всех сложностях

168

"рыночных отношений" вот уже шестой год удерживают "на плаву" свой маленький коллектив - здоровый, творчески состоятельный и, как показало время, экономически самостоятельный.

"Эски Масчид" умеет "обаять" постановщика. Это уже из признаний замечательного таджикского режиссера Фарруха Касымова. Вполне возможно, что режиссеров, у которых есть и более выгодные предложения, покоряет готовность и "жадность" каршинцев к работе, отважность и достоинство "бедного" театра, умеющего еще и заплатить за труд...

...Тем временем верхнее колесо со всей своей нешуточной тяжестью обрушивается на "беспутную" голову Мариниты. Однако героиня, конечно, остается живой. Иначе кто же будет играть знойную Махану в "Африканской любви"? Черные балахоны переворачиваются пестрыми изнанками - давешние инквизиторы преображаются в страстных арабов.

В перерыве между действиями "второстепенные" актеры - они же музыканты, сопровождающие "живым" звуком спектакль - вырываются на сцену. Поют азартную узбекскую народную песню, и молодой актер (Хуснутдин Шоимарданов) - которого в театре, конечно, "затирают" и сажают у кулисы - забывается в упоительном и уморительном танце. Все давно готово ко второму действию, но все ждут и завороженно следят за этим "выскочкой". Когда, наконец, удается до него докричаться и остановить - он, как будто очнувшись, срывает - таки аплодисменты многоуважаемой публики...

Так Проспер Мериме и его театр Клары Гасуль плавно и естественно оказались "своими" для маленького площадного, кочевого театра, жизнь которого, как бы параллельно основному действию, актеры театра "Эски

169

Масчид" с удовольствием и, конечно, со знанием дела разыгрывают. А "Африканская любовь" и вовсе как бы написана для него. Там пески, а здесь степи, и театр "Эски Масчид" на своем бронированном грузовике, переделанном под автобус, исколесил их вдоль и поперек.

...Колеса кокандской арбы, "отыгравшие" плаху в первом действии, превращаются в богатый шатер Ходжи Нумана (Исок Тураев). Ходжа Нуман и его сердечный друг и товарищ Зейн (Парда Номдоров), конечно же, любят одну и ту же рабыню Махану. И без крови сердечного друга обойтись здесь и решить проблему никак нельзя...

Но последнее слово в представлении все же остается за Кларой Гасуль, которая, обращаясь к почтенной публике (то есть к нам), просит самих разобраться, что за представление это было: трагедия? комедия? или, может быть, что-то такое, доселе невиданное?

На наш взгляд, было именно последнее. Во всяком случае, об этом сегодня говорят все каршинцы...

"Молодежь Узбекистана" 16.05.97

ТЕАТР НА КОЛЕСАХ

В каршинском театре-студии "Эски Масчид" никогда не было своего режиссера. Это обстоятельство по-своему определило уникальность театра. Не говоря уже о том, что театр со дня основания существует в условиях рыночной экономики - не получает' от государства дотации, на которую живут все остальные театры страны (кроме "Ильхома").

170

В театре "Эски Масчид" работали исключительно приглашенные режиссеры. Добавим - режиссеры именитые, известные далеко за пределами своих отечеств. Например, Фарух Касымов и Барзу Абдураззаков из Таджикистана. Каршинцы последние два года приезжали в Ташкент с малыми отчетными гастролями и неизменно увозили награды за свои спектакли.

Пожалуй, это один из лучших провинциальных театров Узбекистана, вот уже много лет уверенно "держащий марку". И последняя по времени премьера - очередная удача труппы.

Спектакль в театре "Эски Масчид" поставил тоже "гастролирующий" режиссер - Овлякули Ходжакули. В последнее время он ставит спектакли во Львове и Бишкеке. Участник и лауреат многих театральных фестивалей.

Две одноактные пьесы Проспера Меримэ поставлены Овлякули Ходжакули на сцене театра "Эски Масчид" в духе народного площадного театра. Между двумя огромными колесами древней кокандской арбы, поставленной на попа, происходит все действие этого веселого, шумного, "грубого" уличного театра. В первом действии арба - это плаха, на которой инквизиторы судят героиню, обвиненную в колдовстве. Во втором - колеса становятся шатром богатого и всесильного Хаджи Нумана из "Африканской любви".

Конечно, в такого рода театрах все делают все. Сами актеры расставляют декорации, сами играют на разных народных инструментах, сами прекрасно поют и танцуют. Театр не может себе позволить содержать большие штаты, но в "Эски Масчид" это никак не сказывается на качестве зрелища. Здесь действительно все умеют делать хорошо все. Видимо, "школа выживания" в особых условиях к этому обязывает...

Главное, что театр "Эски Масчид" никогда, даже на

171

выездных концертах и спектаклях, не "гонит халтуру". Качество и художественный уровень спектаклей, отношение к своей профессии, к своему искусству в этом маленьком театре всегда Высокое и Трепетное.

177

"Комсомолец Узбекистана" 7.11.89

УЗБЕКСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ: ДО И ПОСЛЕ ПРОГРАММЫ "ВРЕМЯ"

Цель этих заметок отнюдь не в обязательном желании, во что бы то ни стало вывести нерадивых "телевизионщиков" на "чистую воду", а попытка проанализировать нынешний день нашего телевидения. Поговорить о его неиспользованных возможностях, пусть редких, но радостных переменах, которые, несмотря на невероятно устойчивые традиции застойного телевидения, все же проникают и в этот дом, во многом нас обнадеживая.

Стоит ли напоминать читателям о том, что время на ТВ - категория наиважнейшая. Скажем прямо, со временем на Узбекском телевидении считаются не очень. Нет профессиональных навыков владения временем, как одним из основных художественных компонентов телевидения, нет и рачительного отношения к реальному эфирному времени.

Арифметика тут -довольно проста. Ежедневный показ телевизионных передач по первой программе УзТВ от 15 (иногда - от 16) часов дня и до полуночи. За редким исключением в день идут два художественных фильма. Вместе с телевизионными и документальными фильмами - это порядка четырех с половиной часов. Вероятно, можно было бы понять и оправдать редакции художественных программ, если бы фильмы эти шли под какими-то специальными рубриками или "целевым назначением", как, скажем, один раз в неделю показывался художественный фильм студии "Уэбекфильм". Или, скажем, в передаче, подобной "Воскресному кинозалу". Так нет же. Фильмы разных лет создания, разных студий, никак не соизмеримых по

178

художественным параметрам. И что особенно накладно, не раз уже показанные по тому же УзТВ. Здесь и "Приваловские миллионы", и "Хевсурская баллада", и румынский детектив 1969 года выпуска! (Фильмы, дублированные на узбекский язык. За редким исключением дубляж, мягко говоря, непрофессиональный. Но это большая, важная и особая тема, о ней надо говорить отдельно). И документальное телекино, подобранное разве что для заполнения "окон", нежели по художественной или смысловой целесообразности.

Но показ художественного кино пока лишь первая и, может быть, не самая худшая из всех несообразностей местного телевещания.

Конечно, заполнение "окон" художественной продукцией студий страны можно, вероятно, оправдать многими "объективными" причинами типа незаполненности штатов (так ли это, мы не знаем), квалифицированными кадрами, техническими немощами или иными "уважительными" причинами. Но если республиканское ТВ.работающее на двадцать миллионов зрителей только лишь Узбекистана, не располагает необходимыми кадрами и мощностями на девять часов вещания, то, видимо, в первую очередь надо заняться оргвопросами. А время вещания сократить до пределов своих возможностей.

Теперь, видимо, следует поговорить не о потерянных часах, а о минутах и секундах.

С первой же минуты вещания УзТВ начинаются простои. Томительные паузы с заставками, неловкое молчание дикторов, ожидающих переключения кадра, музыкальные паузы с показом "картинок", представляемые телевидением как неминуемая необходимость, свидетельствуют как раз об обратном.

Пренебрежительное отношение не только к минутам, но секундам, говорит о поразительной неделовитости, о

179

невысоком профессионализме. Минутный простой на ТВ означает невосполнимый "провал" в восприятии программы. А когда такого рода провалы следуют один за другим, то возникает ощущение вялости, нарочитости и неумелости в их компоновке, необязательности именно этого порядка, а в итоге, и в необходимости просмотра того, чего не умеют тебе преподнести. Именно ритм передач, отсутствие какой-либо логики в их последовательности, "размазанность" времени и ритма "внутри" отдельной передачи в первую очередь и отличают местное телевидение от ЦТ. (Если передачи ЦТ иметь в виду как некую точку отсчета, а не их идеальную формулу). Здесь кроется один из постулатов провинциального ТВ. Не будет преувеличением, если мы скажем, что невладение ритмом, неумение распорядиться эфирным временем - один из опознавательных признаков телевизионной режиссуры УзТВ.

Два раза в день на узбекском и русском языках в эфире информационная программа "Ахборот". Ежевечерне -до программы "Время" - 50-минутные концерты. Иногда они называются информационно-развлекательными программами. Порядка двух часов отпущено на "разное":

общественно-политические, экономические передачи для животноводов и тружеников села "Чорвадор". Понятно, что субботу и воскресенье эфирного времени больше и соответственно передач, но упомянутые обязательные, занимают свое время и в выходные дни. Вероятно, предложенный порядок можно и оспорить, но таков закон, самим УзТВ над собой установленный, следовательно, из него и исходим.

В ряду опознавательных признаков режиссуры местного телевидения вслед за упомянутыми идут - эклектичность, навязчивое следование стереотипам, едва ли не полное отсутствие оригинальности, Складывается

180

впечатление, что авторы передач, решительно недооценивают тот факт, что даже самая прозаическая передача, переданная в эфир, становится представлением, а, следовательно, подчиняется неким эстетическим законам, знать и понимать которые они обязаны. Создатели же программ Узбекского ТВ, кажется, по каким-то неведомым нам обстоятельствам эти законы предпочитают не замечать. Или же с упорством, достойным более плодотворного применения, пытаются нам доказать обратное. И повторяют те же ошибки, от которых ТВ отказалось лет 20 назад.

Даже те телезрители, которые "от и до" предпочитают смотреть ЦТ, а их в республике немало, все же на 20 минут передачи "Ахборот", наверно, переключаются на программу местного вещания. Информационная программа "Ахборот" должна бы являть собой некое ритмо- и смыслообразующее начало всей программы УзТВ. Предполагается, что именно эта передача несет своим зрителям важную информацию обо всех главных событиях, происходящих в республике, и в ней же в концентрированном виде должна бы быть выражена позиция нашего вещания в оценке этих событий, в комментариях к ним. Но нет же. Не будем выдавать желаемое за действительное. Тот, кто ежедневно терпеливо смотрит программу "Ахборот", скорее убеждается в том, что и наиважнейшие новости и животрепещущие проблемы дня могут усилиями тех, кто преподносит их, складываться в унылый перечень неких необязательных и весьма заурядных событий.

Новость, если она международная, то она ко времени выхода в эфир программы "Ахборот" слышана и переслышана, и уже далеко не новость. Если сообщение из разряда "местных" новостей, то как будто специально так и преподносится, - как и видеоматериалом, так и комментарием к нему, - будто для ТВ значимость свою она уже потеряла. И

181

как бы ни старались дикторы придать сему моменту важность, усилия их кажутся пустой и формальной напыщенностью. Техническое качество репортажа, смысл сообщаемого и ритм его подачи заведомо несут на себе печать вторичности. И это далеко не случайно. Объяснить это можно только одним. УзТВ никогда не берет на себя ответственность не только на преподнесение несанкционированной новости, но и на свой собственный комментарий к ней. Итак, в программу "Ахборот" идут узаконенные "новости" с длинной-предлинной бородой.

Сегодня, когда мы прошли уроки прямых передач со Съезда народных депутатов СССР, такого рода подача информационных, "оперативных", "злободневных" передач кажется замшелой архаикой.

Парадоксальным апофеозом программ Узбекского телевидения, своеобразной вершиной его режиссерских возможностей являются ежевечерние концерты. Им отведено лучшее время - 50 минут до программы "Время". Казалось бы, концертная программа и содержанием своим, и формой никак впрямую не соотносится с политической конъюнктурой, следовательно - со строгой цензурой. Вольному - воля! Здесь под "рукой" телевидения все музыкально-артистическое богатство республики. И что же мы на вечернем концерте имеем? Независимо от их содержания, состава исполнителей, жанров и музыкальных направлений, эта передача раз и навсегда, намертво канонизирована. И начинается этот канон с высокой ноты профанации телевизионного искусства.

Концерт народной песни на Узбекском телевидении идет в телевизионном павильоне - это отнюдь не запись из концертного зала и даже не фильм-концерт. На площадке весьма условная национальная символика. Довольно популярный исполнитель пытается выразительно и вовремя

182

"подыгрывать" фонограмме. Фальшь очевидная. Все те, кто ведет передачу, и те, кто ее смотрит, - знают про заведомую ложь. Тогда в чем смысл этой затеи? Может, певец заболел, и срочно прибегли к чрезвычайной мере? Так нет же. Следующая за ним миловидная певица выполняет тот же трюк. Может, ТВ перестраховывает самое себя? Нет - перед телекамерой действующие, широко концертирующие мастера своего дела. И такого рода "представления" - чуть ли не каждый день. При просмотре и прослушивании таких концертов остаются только вопросы.

Почему, скажем, в концерте народной песни, где есть элементы декораций, не завершить картину и не одеть исполнителя в национальный костюм? Но певец выходит в "цивильном" и неподвижно стоит перед недвижимой камерой.

А фонограмма все "выдает" прекрасно записанную песню. И невольно думаешь, что без изображения песня только выиграла бы. Уж если по телевизору - то только в живом исполнении. Ведь важно не только услышать песню -не радио же, но и увидеть, а главное, быть свидетелем рождения песни. Быть соучастником процесса творчества -это великое преимущество дарует нам телевидение.

Есть много подобных этому злополучному концерту передач на УзТВ. И обо всех надо бы сказать. Но так хочется скорее избавиться от всего рутинного и пошлого, что заполняет наш телевизионный досуг, и начинать говорить о хорошем и важном, о новом. Появились же на нашем телевидении и такие передачи, как "Дуне ташвишлари ва кувончлари" ("Заботы и радости нашей жизни"), "З студия" - своеобразный узбекский вариант молодежной программы "Взгляд". Очень живая передача для детей - "Изучаем узбекский язык". Именно о них хотелось бы поговорить подробнее, тем более, что это только начало наших размышлений о наболевшем.

183

"Народное слово" 13.11.91

"ТЕАТР И ВРЕМЯ"

Передача с емким и многозначительным названием "Театр и время" не новая. Она не рождалась наспех, ибо не из тех, что "печется" на злобу дня. Складывается впечатление, что на Узбекском телевидении ее прописали как бы навечно. "Время", вынесенное в название, застыло, а театра в этой передаче как бы и нет. Слово "театр" в титрах безболезненно можно заменить на любое другое, потому как в остановленном времени одинаково бессмысленно все: и слова, и их смысл.

Однако замечательное свойство УзТВ таково, что передача, давно утратившая свой смысл и назначение, может продолжать выходить в эфир, занимать дорогое телевизионное время и означать: данная "тема" задействована, театральное искусство на примете, не забыто, а, наоборот, "охвачено" программой.

Сколько лет существует передача, столько же автором и ведущим ее является журналист Эгамберды Мусаев, Видимо, он уже не ведает счета своим созданиям. А по содержанию их различить нельзя.

Наверное, это странное, если не сказать, абсурдное, -не случайное для УзТВ явление. И в нем, мне кажется, есть смысл разобраться.

Несколько спокойнее, вернее, не совсем адекватно социально-политическим страстям и новациям складывается театральная жизнь. Так, во всяком случае, обстояли дела у нас в республике. И все же, несмотря на невероятную для нашего времени консервативность театрального дела, действительность и здесь вносит свои серьезные

184

перестроечные коррективы.

Любители сценического искусства помнят, что значило создание Союза театральных деятелей. Первые региональные фестивали "Навруз", где наши спектакли были отмечены высокими наградами; республиканские театральные фестивали, где главные призы доставались творческим коллективам не по ранжиру, не по академическому статусу, а по их истинным художественным достижениям. Назову только два театра-студии, появившиеся в последние годы:

"Дард" и "Мулокат". Их спектакли своей самобытностью, яркой игрой оживили драматическое искусство.

Если рассказывать и показывать, а самое главное - пытаться осмыслить протекающие в театральной жизни процессы сидеть "сложа руки" не пришлось бы. А выходящая много лет до перестройки и по сей день передача "Театр и время" представляет это так, что, глядя на экран телевизора, можно раз и навсегда поклясться больше не ходить в театр!

Из месяца в месяц, из года в год, уже десятилетия мы видим одну и ту же картину. Журналист Мусаев сидит в середке рядочка участников передачи. Около него обычно -"дежурный" театровед, из тех, кто старательно возводил театр Застоя, говорящий то, что следует говорить, а еще лучше, что говорено не раз - апробировано. Это классическая для УзТВ мизансцена: двое - ведущий и "комментатор" (у Э.Мусаева это- либо театральный критик, либо руководитель данной сферы) и по четыре "действующих" лица справа и слева.

Многие годы передача шла в записи - о "прямом эфире" не помышляли. Сейчас, правда, иногда "Театр и время" может позволить себе такой выход. Но художественный эффект от этого равен нулю. Почему? И дело не в том, что "не разрешают" или прямой эфир особо

185

контролируют и Э.Мусаеву не удается сказать о "заветном". Ларчик открывается совсем просто. "Заветное" у Э.Мусаева в разговоре о театре, - это, как правило, то, что потеряло запах и цвет, то, что стало безликим и безобидным (это немаловажно), стало пресным и безвкусным. Он умеет сказать даже о самом удивительном, неожиданном, сенсационном событии в театральном мире так, словно оно достояние давно минувших дней и сегодня мало кому интересно. У Э.Мусаева получается, если он "не согласен" с теми или иным явлением, то его - этого самого явления - как бы и нет. Передача "Театр и время" сумела, например, не заметить драматически складывающуюся судьбу театра-студии "Дард", самый сложный период становления "Мулокат", когда коллектив больше всего нуждался в поддержке и опеке. "Театру и времени" было недосуг. Но после серии блестящих побед на разного рода театральных форумах Э. Мусаев "пропустил" "Мулокат" в эфир, не акцентируя особо при этом внимание на серьезных проблемах во всей нашей театральной системе в студийном движении. Театры-студии своей драматической судьбой, трудными победами и горестными поражениями, можно сказать, "кричат" о них. Но нет, "Театру и времени" нужен только парад. Причем весьма специфический. негромкий такой, серенький, чтобы, как говорится, "не высовываться". Не случилось бы что-либо из ряда вон.

Вообще, серость и истинное театральное искусство, умиротворенность, грозящая обратиться вечным покоем, и кризисная драматическая ситуация в театре, проблемы в театральной системе - понятия мало сопоставимые. Однако потрясающее долголетие этой передачи складывается из того, что она и ее автор могут устраивать всех тех, кому хочется спокойно есть, спокойно пить, спокойно дышать, ни с кем не конфликтовать и при этом делать вид, что "в Багдаде все

186

спокойно". Причем есть, пить и хорошо жить Э.Мусаев, дай Бог ему здоровья, и должен, и имеет полное право, - хочет, делая передачи о театре. Но при этом Театру, по чести говоря, ничего не отдавая.

Вообще, УзТВ и театр - это особая и важная проблема, и о ней разговор, я надеюсь, впереди. Но даже по этим небольшим театральным отрывкам, которые монтируются в передачу, понятно, что природа театра, увы, телевизионщикам пока неведома. Достоинства спектакля, живого театра при переносе их на ТВ или даже при прямой трансляции теряются. А собственно телевизионных средств и умения преподнести сценическое действо в надлежащем виде явно не хватает...

В таких безнадежных ситуациях - а ситуация с вечной телепередачей "Театр и время" только такая и есть - всем хочется увидеть тот самый "свет в конце туннеля". Кажется, на УзТВ есть на этот счет свои положительные виды и, на наш взгляд, небезосновательные. Театралы не могли не заметить не так часто, как "Театр и время", появляющуюся, но намного более запоминающуюся передачу "Мулохаза". Любопытно, что посвящены они в целом одним и тем же проблемам. Но в самом названии последней, которое переводится на русский язык как сомнения, рассуждения, размышления, есть нацеленность на попытку осмыслить происходящее в театральном мире,

Упомянем лишь два эпизода из разных передач, которые не могли не заметить ни руководители УзТВ, ни наша театральная общественность. Автор и ведущая нового цикла Олтиной Таджибаева, интервьюируя министра культуры Н. Я.Гаибова, задавала ему вопросы, а он как бы для себя и для зрителей открывал дотоле неизвестные ему проблемы. Оказалось важным довести до руководителя то, о чем его помощники и референты не ведают или знать не хотят. За

187

беседу, проведенную с министром, О.Таджибаева заслужила от него же благодарность.

Ну и последний, очень примечательный на телевидении разговор. Он шел больше часа. Беседовали драматург и автор передачи О.Таджибаева. Примечательность его состояла в том, что и автор, и ее собеседник оказались не из тех, что умеют говорить обо всем и ни о чем. Тут шел диалог с человеком, который наш театр и его беды испытал на себе в полной мере. Ш. Башбеков работал актером в столице и на периферии. Затем отнюдь не простые шаги в драматургии.

Редкостный случай - собеседник завораживал. Говорил он о больном, но при этом оставался артистичным, эмоциональным. Изображая тех, о ком рассказывал, посмеиваясь и переживая, был искренним! Случилось так, что О.Таджибаева, следуя немеркнущим традициям УзТВ. решила "перебить" отрывками из спектаклей по пьесам Ш. Башбекова. И эти заставки - любимые телевизионщиками -оказались лишними. Ш.Башбеков - личность. А на телевидении, как всегда, эту ситуацию недоучли.

Увы, личности на нашем УзТВ редки. И показывать их, разговаривать с ними телевидению еще предстоит учиться. Усвоит ли, наконец, УзТВ, что без личностей оно не обретет "своего лица"?! О необходимости чего, кажется, говорили не раз и, что называется, на всех уровнях.

188

"Молодежь Узбекистана" 2.04.91

"СТРАНИЦА ИСТОРИИ",

или Фильм эпохи поздней гласности

Видеофильм "Страница истории" - недавняя премьера Узбекского телевидения по многим причинам событие примечательное. Кажется, он специально создавался для того, чтобы, говоря о фильме, мы смогли выйти и на проблемы самого УзТВ и наши с вами общие, что называется жизненные проблемы.

Впрочем, все по порядку. Имя сравнительно молодого, но уже известного и почитаемого прозаика Хайриддина Султанова уже значилось в работах телевидения. То был весьма примечательный и редкий случай серьезной художественной удачи. Видеофильм "Чангак", созданный по рассказу X.Султанова режиссером Дж.Касымовым, запомнился зрителю и был высоко оценен специалистами. Видимо, эта удача вдохновила режиссера Махкама Махаметова, и он привлек Хайриддина уже к написанию самого сценария видеофильма, о котором наш разговор.

Выбор режиссера оказался не случайными, более того, редкостно точным. Х.Султанов рассказал о трагической судьбе замечательного писателя Абдуллы Кадыри. строго опираясь на факты биографии, и в то же время ему удалось избежать "канонических" штампов, прямолинейных иллюстративных решений. Заметим, мы не всегда, говоря о фильме, вспоминаем о языке. В этом фильме звучит замечательный, богатый (очень мягко будет сказано - немного нами подзабытый) и красивый узбекский язык. Это и язык самого А.Кадыри, бережно преподнесенный Х.Султановым, и узнаваемая речь самого Х.Султанова, знакомая нам по его

189

талантливой прозе.

На протяжении всего фильма Абдулла Кадыри (арт. Саидахрор У лугов) не раз вспоминает эпизод из детства. Полыхающее огнем могучее старое дерево. Огнем же порушенное гнездовище змей, устроенное ими в переплетении корней дерева. Быстро расползающиеся змеи. Крик женщины и немой ужас детей, недавно мирно игравших вокруг этого дерева. Тревожная нота этого воспоминания, время от времени возникающая в памяти героя фильма, уводит нас от прямого бытописания истории, предлагая нам какие-то иные меры соотнесения судьбы писателя и времени, в котором он жил.

О времени, в котором жил А.Кадыри, о его судьбе, о судьбе народа, о судьбе гениев, талантов и подлецов, мародеров, чекистах, лагерях и еще о многих и многих страницах истории, когда-то тщательно скрываемых в последние годы мы узнали невероятно много. На нас хлынул поток "закрытой" литературы, "полочного" кино... И возможно, нам предстоит еще немало узнать. Но сегодня мы повторяем эти, казалось бы, известные факты совсем не случайно. Нам кажется, что авторы, создавая фильм об А, Кадыри, обязаны были учитывать наш сегодняшний зрительский и читательский опыт. Скажем больше: фильм, безусловно, был бы иначе воспринят, и ценность его - и художественная, и публицистическая была бы намного выше, появись он сразу же с началом эпохи перемен.

Именно упущенное время коварно подставляет под удар и авторов фильма и во многом оттеняет и высвечивает проблемы самого УзТВ. Именно оно, вернее, неумение (нежелание или отсутствие такой возможности?) быть со временем в ладу, как нам кажется, мешает обрести Узбекскому телевидению "свое лицо", о котором так точно высказался Президент республики... Не случайно эпизоды, более или

190

менее точно соотнесенные со временем и событиями тех лет, оказались просто слабыми. Длинные и уныло повторяющиеся кадры допросов А.Кадыри в кабинете следователя Трегулова (арт. Рафиков) кажутся бутафорски картонными и пресными. А кровавая краска на лице актера просто раздражает. Вот где непременно вспоминаются Варлам Шаламов, Гинзбург. Солженицын, и, конечно же, Василий Гроссман, запечатлевшие ад и ужас застенков Бутырки и Лубянки...

Думая о видеофильме "Страница истории", ясно понимаешь, что погрешности его и достижения во многом адекватны бедам и успехам нашего телевидения. Сам вид кинопродукции (не беремся его определять, как некий завершенный киножанр) - видеофильм - понятие достаточно условное и в целом никак неусвоенное нашими телевизионщиками. Что такое видеофильм? Чем он принципиально в эстетическом плане отличается от телефильма или телевизионного спектакля? Только ли техническими приемами и условиями съемки, и каковы эстетические параметры этих фильмов? На УзТВ вопросы эти, видимо, понимают весьма своеобразно. Видеофильм --фильм по техническим параметрам, да и по отдельным художественным признакам - это телевизионное кино на очень невысоком любительском уровне. Где невооруженным глазом видны монтажные швы, где все и вся снимается прямолинейно, что называется, прямой наводкой в лоб. Где много "грязи" и передержек. А уж длинные и неловкие "нерабочие" паузы - это как бы уже стиль всего ТВ. Обычно после просмотров новых спектаклей или иных телевизионных передач режиссеры склонны объяснять многие неудачи фильма техническими проблемами. Так вот в видеофильме его творческое содержание зачастую мало соотносится с техническим исполнением. Но и в самой художественной части немало несообразностей.

191

Так, на мой взгляд, в этом фильме как бы специально собраны актеры разных школ и направлений, и каждый, может быть, невольно тянет в свою сторону. А.Кадыри в исполнении С.Улугова сам по себе, может, и хорош - его романтический пафос, декламационная манера говорить, как бы помогают создать несколько приподнятого и отстраненного не только от частной биографии писателя, но и над всей рассказанной нам истории образ. Улугов - Кадыри в таком случае хорош как рассказчик, но отнюдь не как действующее лицо этой самой истории. И если следовать принципу, что короля играет его окружение, то здесь А. Кадыри и его близкие и родные, его друзья и враги, так и не сошлись в некое единое впечатляющее действо...

При общем несовершенстве некой телевизионной ленты, где смешаны элементы телевизионного спектакля с эпизодами, снятыми по принципу художественного кино (и все это вместе обозначается как видеофильм), в этой телекиноверсии об Абдулле Кадыри есть замечательные актерские работы. Это, прежде всего, исполнитель роли марксистского критика (так герой называет себя сам) Сабита Усмана (арт. Фарход Аминов). Пожалуй, именно в этой роли сосредоточены страшные силы, противостоящие творцу. Сабит Усман в исполнении Ф.Аминова обстоятелен, спокоен, временами даже ласков, снисходителен и обязательно дидактичен. Абдулла Кадыри не столько враг ему, сколько заблудшая в буржуазно-националистических сетях овца Действительна ли истина, что "отрицательные" герои всегда на сцене интереснее? Скорее, нет. Но в этом фильме именно они много интереснее и многогранее тех, кто по воле авторов оказался однозначно "положительными"...

Повторим банальную истину, что все в мире относительно. И нам откроется немало поводов для утешения. Вспомним, что на фоне серьезного кризиса

192

большого союзного ТВ отсутствие "своего лица" УзТВ кажется бедой поправимой. Что пусть с опозданием, но все же наше телевидение отважилось рассказать правду о судьбе народного - не по номенклатуре, а по сути - писателя А. Кадыри. Ведь все же лучше поздно... И не утешимся, согласимся с тем, что УзТВ все же надо обретать свое суверенное лицо. И что видеофильм "Страница истории" есть непростой шаг в этом направлении...

"Народное слово" 16.01.97

МОНОЛОГ О МАСТЕРЕ

Еще до того, как наши беседы о сегодняшнем Узбекском телевидении станут регулярными, хочется рассказать о "рядовой" программе, что значилась среди других под названием "Фидойлар" ("Подвижники").

Эта передача, кажется, никак не анонсировалась, и трудно было по строке в программе ТВ понять, о ком и о чем пойдет речь, и кто ее автор? Оказалось, что разговор о кинорежиссере Андрее Тарковском, и поведет его Зульфикар Мусаков, уже известный, но молодой еще режиссер.

Что уж, такая редкость?! Передачи о кинорежиссерах -чуть ли не каждый день. Есть даже такая, как "Кинопрофи", после которой трудно понять, кто этими профи является? Любимое дело тележурналистов рассказать о кинорежиссере примерно в таком стиле - родился, снял такие-то фильмы, следуют отрывки, немного "пряностей" из биографии персонажа. Лучшим в такого рода трансляциях становятся сами отрывки.

193

Передача З.Мусакова выдавалась из этого ряда. Были здесь и слова о режиссере Андрее Тарковском, были и фрагменты из его фильмов, однако личность ведущего сделала привычную схему менее заметной, а сама авторская версия программы о кинорежиссере стала очень серьезной, очень взвешенной попыткой создать некий телевизионный художественный монолог, где продуманно, и "прожито" все:

и слова, и "картинки", и, как говорят киношники, "натура".

Ни к чему напоминать читателю, что избитые приемы кочуют из передачи в передачу, можно даже сказать так -персонажи меняются, а "фон" остается неизменным. Особенно часто этот конвейер работает не телевизионных концертных программах, но это отдельная тема для разговора. У З.Мусакова все возникло как бы "наоборот" и "вопреки" этому шаблону. Ведущий оказывался у каких-то развалин, под эстакадой движущегося метро, а то и возле какой-то большой мазутной лужи.

Позже, по ходу передачи, нам разъяснили, что "фон" и "натура" связаны каким-то образом в представлении авторов с поэтикой кино А.Тарковского. Увязалось, но довольно натянуто - здесь, кажется, очень важна попытка найти телевизионный образ, - а то, что получилось в итоге -это, скорее, к вопросу о телевизионной операторской школе, Но режиссерская задумка, авторская интонация всей передачи была в главных своих слагаемых достойна того, о ком говорилось. И что для телевизионного искусства особенно важно, историю о Мастере поведала нам Личность не "случайная" и не "безымянная", а Зульфикар Мусаков, который говорил о том, что думал, причем, что называется, в объектив телекамеры. О том, что знает и подтвердил своим умением, своими фильмами, своим уже отмеченным талантом. Сегодня, сейчас в этой передаче Зульфикар Мусаков рассказал

об Андрее Тарковском, но и не только о нем. Он как бы вновь

194

пережил и "перевспоминал" совсем недавнюю нашу историю. Не случайно и не всуе были упомянуты имена Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Булата Окуджавы, Андрея Сахарова и Арсения Тарковского. Андрея Тарковского, его фильмы мы увидели глазами Зульфикара Мусакова. Но мы совершили путешествие и в недавнее прошлое, а заодно как бы открыли для себя автора передачи. Так что ее название - авторская - оказалось адекватным содержанию, что бывает нечасто.

"Народное слово" 28.01.97

ЗИМОЙ Я РИСУЮ ОСЕНЬ

Не будет большим преувеличением, если предположить, что ТВ напало на "золотую жилу". Оно открыло для себя мир, который вслед за телевидением предстоит открыть и нам, телезрителям. Это мир Художника.

Известно, что за последние годы в сфере изобразительного искусства наблюдается заметное оживление. Появилось много новых имен, состоялись замечательные выставки, и наши художники все чаще становились участниками различного рода арттусовок ближнего и дальнего зарубежья.

Но набрести на "золотую жилу" - это полдела. Важно научиться ее разрабатывать. То есть суметь преподнести, представить, показать все то богатство, которое сегодня художники создают. Можно, правда, по старинке - заняться демонстрацией живописных полотен, попросить

195

искусствоведа прокомментировать их. Хорошо, если эта процедура окажется нескучной. И если автор передачи увяжет телевизионную "картинку" с мудреными речами ученого теоретика, то можно считать, что представление состоялось.

Однако на Узбекском телевидении, не забывая о хорошо налаженных старых способах, сегодня пробуют, экспериментируют, и, кажется, добиваются желаемого эффекта - лирично и поэтически представляют произведения художников. Возможно, что сами талантливые работы и их даровитые авторы провоцируют их к творческому подходу к проблеме. В последнее время УзТВ показало серию передач о замечательном художнике Акмале Нуриддинове. Одну из них подготовила директор культурного центра "Зумрад" Ассоциации деловых женщин, искусствовед Наталья Мусина, другую представил в серии "Белая тень" Джахангир Касымов и третью - искусствовед Шоира Гулямова в "Рангтасвире". А еще был репортаж с выставки, устроенной в Индийском культурном центре по итогам поездки Акмала Нуриддинова в Индию. Словом, и поводов для знакомства широкого круга зрителей с художником было достаточно, и передачи о нем прошли самые резные, вплоть до коротких, но важных сообщений в программе "Ахборот". Кстати, в информации сообщалось, что художник удостоен специальной премии ООН. И это в преддверии конференции в Стамбуле. посвященной теме "Человек и среда его обитания" -"Хабитат-2". Работа же А.Нуриддинова "Уходящие истоки" будет представлена на этом престижном форуме.

В передаче из серии "Рангтасвир" ее автор и ведущая Шоира Гулямова предложила Акмалу Нуриддинову самому рассказать о себе и своем творчестве. И это, на мой взгляд, замечательная возможность узнать мироощущение мастера, заглянуть в мастерскую, поучаствовать в процессе рождение произведения.

196

Художники не любят говорить о том, как они пишут картины, не любят пересказывать то, какие чувства переполняли их при этом, что хотели выразить своей работой. о чем поведать миру. Это, видимо, и не нужно делать. Поэтому Акмал Нуриддинов... читал стихи своего любимого поэта, рассказывал о своем дедушке, в котором уже было многое из того, что затем помогло в художнике сформировать особый образный мир.

В продолжение этого непростого для мастера монолога зрителям показали фантастические, яркие композиции художника, что им помогло лучше понять заложенный в них глубокий смысл.

Ведущий же передачи "Белая тень" - известный телевизионный режиссер Джахангир Касымов построил свою передачу с А.Нуриддиновым в виде живой беседы. И задаваемые в ходе разговора вопросы к художнику, и рождаемые в тот момент, прямо в студии, ответы живописца подкупали своей искренностью, человечностью, непредсказуемостью. Зрители оказывались во власти столь притягательного экспромта, когда на их глазах рождалась мысль и говорилось о том, о чем думалось. Поэтому сидящими у экрана людьми естественно воспринимался добрый смех собеседников, вызванный воспоминанием о курьезных ситуациях. Как становилось и понятным замешательство художника, пытающегося обозначить стиль, в котором тот работает.

Нуриддинов справедливо заметил, что это скорее дело искусствоведов, теоретиков определять направления в живописи. Однако добавил, что сегодня его причисляют к авангардистам, хотя он не совсем с этим согласен. Может быть, данное его заявление спровоцировало зрителей в свою очередь попробовать решить этот вопрос. Во всяком случае -я попытался и думаю, что стиль Акмала Нуриддинова можно

197

определить как ориентальный (читайте - восточный) авангард, хотя в работах Акмала много лирики, теплой душевности и света, что не очень сочетается с нашими представлениями об авангарде. И все же это фантастический, сказочный мир очень крепко связан с нашей страной, его культурой, восточной поэзией.

Конечно, Акмал Нуриддинов, оказавшись героем разных передач, оставался самим собой в каждой из них. Однако данная передача приоткрывала новые грани его характера - умение мыслить неординарно, быть эмоциональным и интересным собеседником.

Не случайно мне вспомнилась в этой связи другая передача "Философия цвета", посвященная не менее известному художнику Алишеру Мирзаеву. Тогда очень гармонично в нее вписалась звучащая "Лунная соната" Бетховена, а автор Эшкабул Шукуров читал за кадром стихи Поля Элюара. По-моему, для написания талантливой картины необходимо вобрать в себя все то прекрасное, что создано человечеством, нести в душе любовь к своей земле, навсегда в сердце запечатлеть красоту ее природы. "Я пишу пейзажи зимой, а на холсте получается осень", - сказал Мирзаев. Наверное, это оттого, что возвращается он сердцем и мыслями к уже ранее виденному, подчиняясь своим нахлынувшим чувствам.

Создатели передач о художнике помогли нам разглядеть эту самую "осень", почувствовать ее. И разговор вели не о размерах полотен, и не об изобразительных изысках, и не об элементарном "почему", а о содержательном "как".

Как видит мир художник Акмал Нуриддинов? Где истоки его творчества? Откуда такое богатство красок, и как они, так затейливо сочетаясь, превращаются в стихи, сказки и песни о родной земле, о нашей с вами жизни.

198

"Правда Востока" 01.07.97

РАКУРС

Цель рубрики, которую мы намерены вести постоянно, - это попытка проанализировать нынешний день нашего телевидения. Поговорить о его неиспользованных возможностях, пусть редких, но хороших переменах, которые, несмотря на устойчивые традиции, все же дают о себе знать.

Первое, что бросается в глаза: нет профессиональных навыков владения временем, как одним из основных художественных компонентов телевидения. Или дело в отсутствии рачительного отношения к нему? Думаю, на это следует обратить серьезное внимание, ибо время на ТВ -категория наиважнейшая.

Из-за того, что не хватает времени, мы порой остаемся в неведении относительно авторов передач. Лишь путем "сложнейшего расследования" удалось обнаружить в передаче "Ракурс" режиссера одного из коротких фильмов-клипов Бахрома Екубова. Хотя сделаны они со вкусом, с характерными и узнаваемыми типажами, а заканчиваются либо добрыми пожеланиями, либо изречениями мудрецов, коими богата наша история. Часто эти микрофильмы (наверное, все-таки правильнее называть их так) связаны с программой конкретного дня недели, каждый из которых в нашем сознании и обиходе давным-давно

имеет свои прелести ("Понедельник -день тяжелый, проведите его с нами, и вам будет легче").

О"Ракурсе" хочется говорить особо. Это редкая передача

на телевидении, в авторах которой угадывается Школа.

199

...Видеокамера "плывет" по длинному коридору студии, слегка покачиваясь в такт шагам оператора. За кадром насвистывают красивую, задумчивую мелодию. На экране тем временем не раз и не два обозначается название -"Ракурс". Разными шрифтами, с различными компьютерными ухищрениями, даже авторучкой со "скрипом" "Ракурс".

Потом будет пролог (до недавнего времени был еще и эпиграф слова замечательного японского писателя Акутагавы). Словом, авторы основательно приступают к делу.

Маленькими подзаголовками передача делится на миниатюры, новеллы. Можно как угодно относиться к такого рода "перегруженности" в оформлении очень небольшой программы, но не признать, что авторы научены чему-то по-телевизионному очень важному, нельзя.

Мухаммаджон Ходжаев, Ойбек Вейсал Оглы и оператор Олег Ким сочиняли передачу основательно. Она складывалась постепенно - продумывался внешний вид, драматургия. Как экранная - то есть "картинки", так и содержательная - "о чем?"

И в этом плане один из последних выпусков был примечательным даже для самого "Ракурса". В нем четко прозвучала позиция героев - персонажей, благодаря чему и угол зрения всей передачи не расплылся и не затуманился обтекаемыми вопросами и ответами.

Редко когда, говоря о передачах УзТВ, можно вспомнить о заметной и необычной работе оператора. А персонажи этого выпуска не только формально, "как всегда", отсняты для очередной передачи - они были увидены оператором Олегом Кимом, услышано их стремление поведать миру свою точку зрения.

Первый из действующих лиц - "человек-невидимка",

200

художественный руководитель Узбекского радио Рахматжон Джумаев справедливо и точно сформулировал свои наболевшие претензии к художественной критике:

- Вот мы очень долго готовим радиопередачи, пишется сценарий, подбираются для озвучивания актеры, сочиняется специально музыка... Однако выходит передача в эфир, и ... все. Тишина. Как будто ничего не произошло... И так во всех сферах искусства и даже шире-духовной жизни. Есть мастера своего дела, есть театры, кино... но достичь действительно высокого художественного уровня мало кому удается. Где критика? Есть целый институт искусствознания, но откликов даже на свою работу мы дождаться не можем...

А ведь под этими словами могли бы подписаться и тележурналисты. Может быть, поэтому так убедительна вышедшая передача?

С другой стороны подошел, как бы продолжая разговор, начатый Рахматжоном Джумаевым, герой другого эпизода программы - Шухрат Аббасов. Он упомянул об одном инциденте, связанном с публикацией материала уважаемого киноведа в одной из солидных газет. Известный режиссер не мог скрыть удивления: почему пресса пытается сгладить ту или иную ситуацию там, где она, мягко говоря, проблематична? В кино, как и в любом другом виде искусства, не может быть двух одинаковых мнений. Разные точки зрения, полемика лишь обогащают его. Тем более если в нее вступают истинные профессионалы...

Словом, высказывания героев передачи были не только содержательны, уместны, но и достаточно заострены. И в этом смысле "угол зрения" (то бишь "ракурс") соответствовал своему графическому изображению.

Да, пока это случается далеко не всегда. Пока преобладают лирические зарисовки с туманными, увы, псевдофилософскими обобщениями - авторам не всегда

201

удается удачно соотнести интересную форму с достойным содержанием. Однако подвижки есть - удачи вам, господа!

"Молодежь Узбекистана' 17.05.97

"ХАЙРАТ"

"Удивление, смешанное с восторгом", "то, чему следует поражаться" - это попытки адекватно перевести на русский язык коротенькое слово "Хайрат". Так называется очень небольшая по времени передача. Передача о поэзии и поэтах, о литературе.

Но это в контексте. В подтексте эта передача не так однозначна. Это почти миниатюрная передача об очень емких категориях - о Времени и о Себе.

Передача скорее философская, нежели лирическая.

И, что особенно важно, это не "академическая" литературоведческая программа, не скучный рассказ о поэте с краткими примерами из его поэзии. Это страстный монолог автора и ведущего передачи Рахмона Кучкара, навсегда пораженного (Хайрат!) литературой.

Вообще-то телевидение побаивается страстных людей Их поведение на экране трудно предсказать - бывает, что эмоции "выплескиваются" через край строгих телевизионные рамок. Ведущие программ могут быть остроумными, общительными, непосредственными, но страстными?! В этом понятии чудится нечто театральное. Однако Рахмон Кучкар не "рвет страсти в клочья" и его страстность отнюдь не похожа на рутинный актерский наигрыш. Просто он абсолютно не равнодушен к своим персонажам и их творениям - и о каждое своем герое рассказывает как о некоем незнакомом, не открытом доселе чуде!

202

Герои его рассказов и классики литературы -Джалолиддин Руми, Джек Лондон, Гафур Гулям, и наши современники - Эркин Вахидов, Нодар Думбадзе. Фамилии все знакомые. Но умение прочитать и увидеть в прочитанном нечто свое, до сегодняшнего дня никем не увиденное, поразиться своему открытию и заразить этим чувством зрителя - вот чем особенно должно дорожить телевидение.

Процесс открытия, узнавания и желание поделиться найденным происходит сейчас, сиюминутно. В этом сомнения не возникает. Хотя все мы хорошо знаем, как трудно и долго такого рода открытия "готовятся".

Поражает в передаче и в ее, несомненно, талантливом ведущем многое. Во-первых, любовь к литературе (как-то странно, но кто сегодня, когда все больше считают, читает?!). Во-вторых, неукротимое желание поделиться с ближним -нет тени сомнения, будут ли слушать. В-третьих, герой и его произведение - все же лишь хороший повод для разговора. А за темой стоит желание и заслуженное право ведущего говорить о Жизни. Заслуженное потому, что опирается серьезный разговор на самые широкие научные познания.

Фромм, Фрейд, Ницше, Юнг - все время как бы рядом, "под рукой". И содержание маленькой новеллы или рассказа в страстном и очень личностном изложении Рахмона Кучкара обретает совершенно иную глубину, иную значимость.

Рахмон Кучкар превращает и лирику, и прозу (самую лучшую и самую избранную) в публицистику. Нет, он вовсе не "ухудшает" хорошую поэзию, не "выпрямляет" художественную прозу, а лишь "тиражирует" их телевизионным монологом. И поэзия, и проза в его устах становятся еще и активными, социально значимыми. Вот что удивительно... Браво, Рахмон Кучкар!

203

"Правда Востока" 18.09.97

КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ СТУДИИ

Когда известная радиожурналистка Татьяна Полонская перешла в конце прошлого года на телевидение, перед ней поставили конкретную задачу: создать ток-шоу!

Конечно, Татьяна понимала: задача сложна. Настолько сложна, что за ее решение вряд ли взялся бы сам Фил Донахыо - ас этого популярнейшего в западном мире жанра. Одно дело - Запад. На Востоке в общественном сознании никогда не культивировалось стремление к сенсации, не прижилась и разгоревшаяся повсеместно в конце 80-х страсть к скандальным ситуациям, и здесь у представителей средств массовой информации нет и не может возникнуть установки, во что бы то ни стало "вытащить на свет" интимную жизнь знаменитости. Здесь старший всегда почитается как старший, а "звезда" - как "звезда"; и потому дистанция между участниками и героями передачи всегда будет считаться естественной и необходимой.

И все же, как гласит узбекская пословица, "глаза боятся - руки делают". Прекрасно представляя все трудности, учитывая тонкие, деликатные моменты, Татьяна взялась за дело.

С тех пор, как передача "Стать ближе" выходит в эфир, на нее приглашались Рустам Уразаев, Назым Туляходжаев, Артур Григорян, Кумуш Раззакова, Насиба Абдуллаева, Мансур Ташматов, Рустам Сагдуллаев, Светлана Норбаева и многие другие известные в республике спортсмены, артисты, предприниматели. Пересказать все это не представляется возможным, однако на некоторых выпусках все же хочется

204

остановиться, потому что в них нашли отражение актуальные проблемы телевизионного искусства.

Парадоксально, но профессиональным актерам быть героями такой передачи, как "Стать ближе", гораздо труднее, чем людям других профессий. Все профессиональные навыки - умение играть, создавать образ, быть таким, как заведомо определено в сценарии, - оказываются здесь, где особенно нужно быть самим собой, скорее помехой. Лишь те из "звезд", что нашли в себе силы и умение отказаться от продуманного и неоднократно обкатанного на зрителях имиджа, действительно стали ближе зрителям. В них как бы проступило нечто неожиданнее, редкостное и очень человеческое. С теми же, кто привык пользоваться готовыми образчиками поведения, кто заранее имеет ответы на все возможные вопросы (пусть даже они милы, общительны и даже, можно сказать, вполне респектабельны), близкое знакомство вряд ли возможно. С ними складывается ощущение, будто все - и ведущая, и аудитория - включены в некую салонную светскую игру типа "А ну-ка, обмани!".

В неожиданно возникшем заочном споре "звезд" театра и эстрады выиграли последние. Возможно, потому, что для них более четко разграничены сцена и жизнь, и профессия не уводит их столь далеко от самих себя, как, к примеру, актеров театра. И потому и Кумуш Раззакова, и Мансур Ташматов оказались самыми, пожалуй, непосредственными, искренними (пусть порой трудными, неожиданными, но по-человечески понятными) собеседниками.

Среди всех выпусков, наиболее приблизившихся к своей сверхзадаче, наполненных интересными беседами, содержательным общением, два все же необходимо выделить особо. Их героями были народная артистка республики Насиба Абдуллаева и руководитель корпорации "Nestle" в Узбекистане доктор Жан-Пьер Кнеллвульф.

205

Передача с известной певицей складывалась, чувствуется, нелегко. Оказалось, что Насиба - человек, который не умеет играть в жизни. Строгая, неулыбчивая и, судя по всему, совсем не настроенная много говорить, а тем более идти на какие-то откровения (ее лучше всего, пожалуй, характеризует фраза Шекспира - "глаза повернуты зрачками в душу"). Беседа шла трудно, с паузами - но по своей содержательности, наполненности это были именно паузы, а не пустоты, и каждый ответ певицы заставлял зрителя думать.

Личность на телевидении - самая главная, самая большая проблема. Знакомить нас с такой личностью и призвана передача "Стать ближе". Отрадно, что в "трудном" выпуске с Насибой Абдуллаевой такое знакомство состоялось.

Доктор Жан-Пьер Кнеллвульф - потомственный дипломат и, конечно, знает, как вести светскую беседу (это о таких говорится в классической литературе: "он хорошо воспитан и блестяще образован"). Однако вести светскую беседу и быть при этом простым, доступным и, более того, искренним, может далеко не каждый. Вряд ли это было возможно и в случае с Доктором Кнеллвульфом. Тем не менее, приятная беседа, знакомство за чашечкой крепкого "Nescafe", думается, доставило удовольствие аудитории, особенно ее женской половине.

Итак - восточная версия ток-шоу состоялась. Версия, которая напоминает скорее коллективный портрет или серию набросков, лирических зарисовок с лиц, безусловно, нам близких, но таящих немало открытий. Хочется лишь добавить, что кроме инициатора и ведущей Татьяны Полонской в подготовке передачи "Стать ближе" принимает участие режиссер Абдували Якубов. Удачи им!

206

"Молодежь Узбекистана " 17.05.97

"ТРИ ДЕВИЦЫ ПОД ОКНОМ..."

Наши героини ("кабы я была царицей") царствуют на телевизионном экране в программе "Ахборот". Именно царствуют! И мастерство, и профессионализм, и совершенно очевидная красота позволяют им чувствовать себя властительницами дум. Пусть даже на короткие двадцать минут вечернего телеэфира.

Раънохон Джураева, Шаходат Мурадова и Севара Турсунова - дикторы УзТВ, которых представлять телезрителю не надо. Но совсем нелишне поговорить о том, как они работают, чем отличаются друг от друга. Ведь строгие рамки передачи и ее специфика не очень помогают проявить себя в полном блеске артистических способностей.

Раънохон Джураева - пример, безусловно, классический. Всегда строго и со вкусом одетая, она, как Маргарет Тэтчер, обязательна, пунктуальна. И немного "отстранена" от всего, что говорит. Все одинаково важно и одинаково обязательно для сообщения. Никаких оценок, никаких нюансов, способных "пометить" тот или иной материал собственной интонацией. Раънохон Джураева "прикосновением" к материалу и тем, что она его преподносит, "возвышает" любое сообщение до уровня официального. Она мастер, работающий на уровне истеблишмента- что отнюдь не исключает любви к ней всей остальной аудитории.

Шаходат Мурадова - героиня другого "романа". Мягкая, лиричная и очень узнаваемая в кругах обывательских - то есть среди самых простых граждан. Она, безусловно, "своя" для большого круга телезрителей. И тут даже самые

207

официальные сообщения звучат как вполне понятные, важные, по-житейски необходимые каждому.

Тот, кто следит за новостями, вполне способен их дифференцировать. И каждый понимает значимость того или иного события. Но задача Шаходат Мурадовой не различать новости, а делать их радостными и как бы необходимыми для всех. Шаходат Мурадова не сообщает новости, а преподносит их, как бы сочувствуя и сопереживая своим близким и знакомым телезрителям.

Севара Турсунова, на мой взгляд, именно царица эфира. По сути, и диктор, и политический комментатор, и замечательный публицист в одном лице. Как и Раънохон Джураева, она часто ведет свои выпуски на двух языках. Турсунова не просто безупречно владеет двумя - русским и узбекским - языками, но и мыслит на них "без запинок". Севара Турсунова - персонаж интеллектуального романа. И, пожалуй, любимица прежде всего интеллигенции. Все тот же перечень новостей, все те же сообщения и внешне сохраняется обязательная в такого рода передачах объективность. Но мягкая улыбка, усталый взгляд, чуть заметная, может быть, даже едва уловимая ирония - все у нее получается уместно. Ведь не все репортажи и не всякие сообщения одинаково хороши. Бывают и курьезы. Севара Турсунова органично сочетает ироничность и деликатность...

Конечно, сегодня на телевидении работают много дикторов, журналистов, политических комментаторов. Многие ведут тот же "Ахборот", и небезуспешно. Но это уже другой сюжет...

208

"Молодежь Узбекистана" 28.11.91

"ВО СНЕ Я ГОРЬКО ПЛАЧУ..."

Писатель Хайриддин Султанов, рассказывая о том, как они с режиссером Сабиром Назармухамедовым работали над сценарием фильма "Во сне я горько плачу", упомянул немного смешной, но больше грустный факт.

Три года мы перезванивались, встречались на работе, и только вот теперь, накануне премьеры, узнали, что живем друг против друга и очень близкие соседи.

Казалось бы, не столь уж редкостное по нашей жизни признание. Но в нем чувство пусть невольной, но вины. Мягкая интонация, безусловная искренность и пристальное внимание к невысказанным душевным порывам - это голос писателя Хайриддина Султанова. С него начался фильм.

Но кажется нам, что ни Хайриддин Султанов, ни Сабир Назармухамедов не могли предполагать, как умножатся их голоса, как преобразятся герои рассказов, как углубятся мотивы печалей и радостей, которые подвигли их на создание этого необычного фильма Необычного не потому, что такого рода фильмов не было, нет. А потому, что сегодня и это то же было сказано на презентации - кинематограф живет сиюминутной жизнью, и видимые, и невидимые проблемы нашей жизни социальные, политические, житейские болезни, поставленные на поток мощной киноэнергией, с больших и малых экранов не дают нам "отвлечься" на самих себя Может быть, это и справедливо. Возможно, на такого рода кино сегодня есть спрос, и оно вместе с нами переживает трудный час.

"Во сне я горько плачу", строка Гейне, вынесенная в название фильма. "Поэтическое", кажется, никак не

209

вписывается в наш "публицистический" обиход. Вообще, просмотр фильма явится испытанием всякому, кто не вчитался в его название, кто полагает, что оно. как говорят кинематографисты, "рабочее", а сам фильм совсем про другое.

В названии же - начало ритма фильма. Картина -повествование размеренное, музыкальное, элегантное. И каждое определение не есть метафора.

Как можно рассказать о снах? О яви, которая есть начало и продолжение снов, воспоминаний? Как можно рассказать историю, где мало слов, где почти нет "крутых" событий и много размышлений, чувств?

В фильме звучит музыка Баха, Шопена, Хинастейры. Ария в исполнении Кетлин Фэрриер. Стихи Басе, Сабира Назармухамедова. Все эти имена- "действующие лица" этой ленты. Стихи в фильме читает главный герой Музаффар (актер Улугбек Музаффаров). Он болеет астмой, лечится в горном санатории под Ташкентом. Каждый день приходит в маленькую библиотеку, берет книги своих любимых поэтов, усаживается в кресло и читает. Напротив сидит молоденькая библиотекарша Кундуз (Василина Васильева). В фильме все называют ее невестушкой. Наверное, потому что она недавно замужем и очень мила. А вокруг пустынные заснеженные коттеджи, игровые площадки и тишина. Тихо, как бывает тихо далеко за городом. Молодой человек -виолончелист. Сейчас живет в Ташкенте, хотя родом из кишлака. В санатории, в коттедже он живет один. Музаффар спит неспокойно. Хотя, кажется, окружен вселенской тишиной. Но кашель и сны будят его часто. Сны повторяются, прерываются, мучают, обогревают. Он просыпается в слезах.

"Во сне я горько плачу" - фильм, населенный молчаливыми людьми - видениями. Это мудрый путник - то ли Бог, то ли странник, вечный Человек, свидетель и очевидец

210

наших жизней. Он же мистический крысолов. Подлый сосед с вечно коварной улыбкой на устах. Мальчик в чапане и шляпе, погоняющий маленького ослика. Они одновременно персонажи своеобразного моралите и герои все время переживаемой Музаффаром душевной драмы. Лики и образы его детства. Один из основных мотивов фильма - почти физически ощущаемая, больно ранящая ностальгия по детству. Если хотите, этот фильм некое "вытеснение" комплекса вины. покаяние перед всеми, кого, возможно, в детстве недолюбил, недооценил, недопонял. Покаяние перед теми, кого, возможно, жестоко ранил, кому изменил, кого предал. Этот фильм, кажется, спровоцирован мучительным поздним раскаянием и любовью.

Пространство фильма изысканно красиво, одухотворено, как мне кажется, редкостным согласием и гармонией троих художников - оператора-постановщика Н. Гулямова, многоликого Шавката Абдусаламова и, конечно, самого Сабира Назармухамедова. Признаться, давненько не приходилось видеть пейзажей, улочек, двориков (не массового гражданского жилищного строительства), террасок, интерьеров - словом, всего того, что составляет визуальную, зримую часть фильма в таком не заштампованно-киношном, а в очень личном, узнаваемом варианте. Где-то здесь, на уровне визуально-музыкальном, таится ключик, которым открывается ларчик. Когда в очередном сне, в очередной раз герой выходит на веранду или смотрит на мерцающий огонь в ночи, вдруг ловишь себя на мысли, что все это -свое. знакомое, родное. Только то, что можно увидеть в Узбекистане, и неожиданно напоминающее японский пейзаж. Что-то тайное, легкое, пластичное- восточное, а музыка в это время звучит - классический европейский вокал. Герой читает знаменитые хокку великокого Басе, а вслед за ними и Сабира Назармухамедова. Вольное переплетение

211

музыкальных мотивов, земель отечества и образов стран иных происходит в нашем восприятии естественно, без натяжки. История или даже предыстория, прелюдия складывающихся добрых чувств, любви Музаффара и Кундуз, милая и камерная (по масштабу чувств), плавно, без надрыва и без нажима, перерастает в печальную историю измученной души. Краткая лирическая новелла приобретает измерение драматической исповеди. Фильм же, объявший эти превращения, обретает глубину серьезных философских размышлений. Сокровенно национальные реалии быта, конкретные измерения окружения обретают черты общечеловеческих духовных поисков и вечных вопросов бытия.

В этой целостной гармонической ленте есть место и жанровым картинкам: гротесково-выпуклые, алчные маски в видениях - взаимоотношения мачехи и соседа. Есть попытка создать трагический лик сумасшедшего страдальца от измены любимой, есть и реальный быт и реальные, "обыденные" лица, но значимость их такова, что даже мимолетные эпизоды с ними не кажутся случайными.

И только облики молодых героев Кундуз и Музаффара в первой трети картины, пока события только складываются, кажутся несколько прямолинейными и нарочитыми. Здесь, мне кажется, сказались и молодость актеров и не великий пока опыт режиссера. Эпизоды, предшествующие снам, чуть более необходимого иллюстративны, а действия героев скованны. "Оживить" и одухотворить этот пролог призваны чувства, но сыграть их с "разбегу", с первых мгновений на экране не удается. И отсутствие такого высокого настроя с начала фильма не дает ему должный зачин. И этот досадный "проговор" завязки драмы недолжным образом сказывается в восприятии этой серьезной картины.

Смешанные чувства тревоги и радости вполне

212

предсказуемы и почти с фатальной неизбежностью следуют вслед за последними титрами. Прокатная судьба фильма, несомненный талант его авторов, открытия и накладки первых шагов, значительный художественный итог и абсолютная неконъюнктурность, невостребованность... Может, все эти противоречия -сопутствующие спутники большого таланта?!

215

Еженедельник БВВ 22-28.07.92

ТЕАТР АБСУРДА?..

В недавнем прошлом постановка "Лысой певицы" Эжена Ионеско имела бы эффект разорвавшейся бомбы. Пьеса очень известна хотя бы потому, что по разделу критики буржуазных течений в литературе и искусстве имена Дали, Ионеско и прочих великих авангардистов, абсурдистов и др. "истов" не раз и не два бывало, поминались недобрыми словами. Сегодня мало кого интересует место этой (да и всякой другой) драматургии в марксистской классификации. Но, пожалуй, не интересует и другое - что же на самом деле есть абсурдистский театр. Зачем и почему он возник. Была ли какая-то особая эстетика абсурдистского театра.

Словом, в театре М.Горького очередная премьера. В ряду комедий и "трагедий нижнего этажа", коих в этом театре "печатают" с завидной мастеровитостыо. С одинаковым усердием (и с приблизительно одинаковыми художественными итогами) здесь берутся и за М.Булгакова и за Шекспира и за Андреева и, как оказалось, за Э.Ионеско.

Задача, в общем-то, не простая- умение сводить к единому знаменателю столь разные художественные произведения. Все стили, времена, страны, в которых "произрастали" эти пьесы, сводятся, как принято теперь говорить, к единому Большому стилю. В случае театра М. Горького -это бойкий стиль Бульварного театра.

В таких случаях особо значимым становится интрига, сюжет; глубина содержания и скрытый смысл, эстетика могут быть изъяты по разным причинам. Либо это

216

"неопознанный объект", либо сие не поддается воплощению силами театра. Надо только оградиться от возможных недоуменных вопросов собственно театральными придумками типа "опыт абсурдистской комедии". Опыт и есть опыт, что с него взять. Никто не знает, что такое абсурдистскнй театр. Никогда прежде ее не ставили (да и не надо было, пожалуй). Но ведь нет. У театра хорошая установка знакомить зрителя с незнакомой драматургией, по преимуществу с хорошей классической литературой.

Так вчитаемся же в нее. Книга, где опубликована пьеса Э.Ионеско - сборник абсурдистских пьес под названием Театр парадокса. "Парадокс заключается в основном в сочетании доведенной до абсурда комичности с очевидной трагичностью". В.Шапиро назвав свой спектакль "опытом абсурдной комедии" от возможных трагических "последствий" как бы отказывается. Это -его право.

Конечно - бессмыслица, нелепость - так переводится латинское слово "абсурд" - может быть смешной. Но, когда персонаж, которого нет в пьесе, в спектакле он появился по воле В.Шапиро и зовут его Пегги Смит (Валерий Кирдяшев) в девичьем костюме выбегает с ночным горшком и, усевшись на авансцене, усиленно тужится - это не кажется нелепостью, это не кажется бессмыслицей и это, увы, не кажется смешным. Это скорее и определеннее можно назвать дурным вкусом.

Если актеры театра в каждую фразу (текст самой пьесы может быть парадоксален, нелеп и бессмыслен) вкладывают совершенно определенный "бытовой". реальный смысл, даже самая наиабсурдистская пьеса может быть сыграна как "опыт абсурдной комедии" так, как ее понимает В.Шапиро, То есть, вполне как житейская история "про дураков". Но Э.Ионеско, С.Беккет, Ж.Жене и другие драматурги направления "парадоксального театра" писали пьесы и ставили спектакли, которые точно, с тревогой и болью отразили " чувство

217

растерянности, затерянности, отчужденности, захватившее интеллигенцию. Выражая ее самосознание, писатели ощутили как бы вселенскую бурю, сбой времени"...

Увы, наша сегодняшняя реальность - ближнее, дальнее зарубежья. Грузия, Чечня, Югославия - "горячие точки" и не очень, путчи и "перевороты", жизнь "внутри" эпохи Перемен, гораздо более узнаваемы по пьесам и по театру, которые сами эти авторы назвали Парадоксальным театром. Перефразируя У. Шекспира, можно сказать, что весь мир- театр Парадокса и мы в нем действующие лица. Театр же, кажется, переусердствовал в желании сделать все понятным. И опустил планку искусства, ну очень ниже пояса...

"Народное слово" 5.01.93

РАЗНЫЕ ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВРЕМЕНА

В достопамятные застойные времена театры могли "отметиться" заказной юбилейной постановкой, престижными гастролями в центр, своевременным исполнением спектаклей, подогнанных под очередное государственное мероприятие. Это "умение" руководителей трупп не оставалось без внимания - заказчик не скупился на звания, грамоты, академические регалии.

Словом, система была налажена. И ей практически не требовалось искусства, ради чего, собственно, рождается театр.

218

Ремеслом лепить "требуемый" репертуар многие овладевали легко. В итоге театры рождались не по естественным законам искусства, а по административно-территориальному принципу.

Суть сегодняшнего времени, мне кажется, в том, что изжившая себя государственная система театров продолжает "крутить маховик" в большей степени вхолостую. Театры продолжают что-то ставить. Под это "что-то" тратятся деньги. Без строгого спроса за продукцию. Но особое свойство театральной продукции как раз состоит в том. что это- "штучный товар" и без высокого качества, то бишь высокого художественного уровня, это товаром считаться не может. Спектакль, на который не ходит зритель, который не становится фактом искусства- - не спектакль.

Надо полагать, что в рыночные времена, когда все начинают осмысленно тратить деньги, мы, наконец, дойдем до ситуации, когда платить и много платить будут только талантливым коллективам. Важно при этом, чтобы была отработана система, дающая возможность естественного отбора жизнеспособных трупп.

Года два-три назад, когда один за другим появились студии "Мулокат", "Дард". "Истикбол", мы успели вкусить радость рождения истинно талантливых команд. Сегодня же можем сказать, что жизнь этих коллективов, не по их вине короткая, оказалась достойной. Ведь студия "Мулокат" становилась непросто победителем разного рода и разного уровня фестивалей, но и успела за сравнительно короткий период объездить и дальнее, и ближнее зарубежье. Это был прорыв, недоступный областным административным "единицам", но логичный для яркого художественного, самобытного явления, спрос на который не иссякает не только у нас, но и во всем мире.

Студия же "Дард" имеет и по сей день свое логическое

219

и талантливое продолжение в лице дочерней студии "Хамрард" при русском ТЮЗе.

Театров-студий было немного, и жили они недолго, но художественные итоги "Дарда" и "Мулоката" оказались столь впечатляющими, что, думая о дне нынешнем, мы вновь и вновь возвращаемся к их замечательному и воистину подвижническому опыту. И не будь госсистема культуры так неповоротлива и так инертна, так глуха ко всяким новым начинаниям, то, вполне возможно, и жизнь студий была бы куда продолжительней.

Сегодняшний день узбекского театра, возможно хорош тем, что все отчетливее становится беспомощность изжившей себя системы государственных театров. Все очевиднее, что рынок так или иначе расставит, наконец точки над "i". И невостребованные зрителем поделки окончательно и буквально разорят эти театры. И дотации здесь не спасут.

Там же, где еще теплится жизнь, где работают любимые зрителем актеры, где ставятся спектакли режиссерами, не потерявшими вкус к своему ремеслу и уменпе доводить свое детище до уровня высокого искусства,- будут заинтересованы и государство, и частные фирмы, и меценаты, и спонсоры.

1992 год, как помнится, начинался с театрального "Навруза". Этот счастливый для узбекского театра фестиваль и "отборочные" к нему республиканские как бы определяют "опорные" точки - спектакли-театры, благодаря которым иради которых ведутся разговоры о театральном будущем.

Но как, скажем, сделать так, чтобы в условиях инфляции, очевидного давления рынка продолжающий ставить и экспериментировать Баходир Юлдашев имел бы для своих затей все необходимое? Спектакли "Искандар", "Мамура-кампир" (последняя премьера театра) говорят о

220

том, что здесь не просто не поддаются панике, а достойно продолжают творить.

Кажется, что рыночная круговерть даже обязывает этот театр с еще большим уважением относиться к своему высокому искусству. Как сделать так, чтобы дать возможность Баходиру Юлдашеву, минуя все долгие бюрократические проволочки, открыть режиссерские курсы?

Как сделать так, чтобы Т.Салимов, главный режиссер ферганского театра, порадовавший на "Наврузе" спектаклем "Поездка в Ташкент", делал это для зрителей почаще и под особым вниманием со стороны всех, кто как бы обязан опекать талантливого режиссера и создавать ему максимальные стартовые материальные возможности.

ТЮЗ, как помнится, во время "Навруза" проявил себя разумным хозяином и неутомимым затейником всяких театральных радостей. А участие театра в российском чеховском фестивале, поездка в Египет сегодня говорят о том, что, помимо действительного умения ставить достойные спектакли, театр владеет секретами выживания в трудных условиях.

Иной путь в рынок выбрал театр им. М.Горького. В театре премьеры следуют одна за другой. Ставят много имногих. Ставят то, что нынче популярно, на слуху, модно Ю.Мисима, Ж.Кокто - ставят, что называется, "на хорошем уровне".

Что же. рынок определяет спрос и предложение. Hа продукцию "горьковчан" есть спрос, и это не самое худшее.

"Ильхом" живет несколько иначе, нежели государственные театры. Иммунная система его возможно более приспособлена к переменам. Премьеры 1992 года "Счастливые нищие" К.Гоцци, "Класс-концерт", гастроли в Голландии - пульс театра бьется вполне ритмично. И, глядя на симпатичную молодую ильхомовскую публику, верится,

221

что искусство театра будет жить вечно.

Но и театральные времена, как оказалось, бывают разные. Так не лучше ли несколько опережать события и идти навстречу переменам? Навстречу новым театральным временам.

222

СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

В этом сборнике упомянуты режиссеры, художники и артисты, с которыми мне доводилось работать, и которых я хорошо знаю по жизни, всем, соответственно, привет. Теперь, следуя тотальной мании передавать приветы, мне хочется упомянуть некоторые имена и фамилии людей, так или иначе способствовавших появлению театральной саги под названием "Час Луны". По традиции начну с театроведческого курса Ташкентского театрально-художественного института им. А.Н.Островского выпуска 1974г.:

Александрова Ю., Юлдашева Т., Умарову Д. (ныне Юлдашева), Авдееву Н. (ныне Мусина), Алламбергенова Е., Валиева П., Кучкарову М., Камилову М., Кумысникову Дж., Герделя М., Оренова В., Вайля М., Газиеву Ш., Плугарь О.

А так же педагогов этого замечательного курса: Елену Анатольевну Гершберг, Якова Соломоновича Фельдмана, Александра Михайловича Рыбника, Тамару Израилевну Сильмильштейн, Инну Борисовну Ландау. Не всех я назвал, но такой задачи нет, всем ныне здравствующим -привет.

Особая признательность и привет: Джумаеву А., Мухтарову Э., Гулямову Ш., Герасименко А., Хилоловой С., Ташпулатовой С., Икбал С., Ходжакули О., Сошину А.

от автора

223

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие	3
Гамбургский счет театрального фестиваля	9
Бишкекский драматический театр
Театр для солиста с оркестром!	16
"Журавлиные перья"	20
"Керээз"	21
"Красное яблоко"	22
"Пространство вечности..."	23
"Уроки любви или нелегкий опыт вознесения!	25
"Хочу быть артистом!"	29
Хочу в артисты II"	32
Театр "Ильхом"
Про свой театр	39
"Кломадеус"	43
Трагифарс на фоне рок-тусовки	49
Магия счастья и любви	55
Круг	59
Одинокий голос месье Беранже	66
Саломея - дочь луны	69
Игры в сумерках	72
"Братья и Лиза"	77
"АРТ"	82
Театр им. Аброра Хидоятова
Версия	89
Брим и К*	95
"Искандар"	99
О том как французская тетушка Мамуре превратилась в театре им. А.Хидоятова в Мамура-кампир	103
"Малика" приехала из Франции
Сколько стоит тень осла?	111
"Процесс из-за тени осла"	114
"Ослиная фантасмагория"	117
Ностальгия по настоящему	118
Мушоира	122
Полеты во сне и наяву	126
Яго - "Сам себе режиссер"	129
Молодежный театр Узбекистана
Новое поколение выбирает... Мольера!	136
Почитатель театра	140
Семейный портрет в интерьере театра	144
ТЮЗ	148
Театр Эски Масчид
Трудная жизнь театра "Мулокат"	158
Легенды и мифы Каршинского театра	162
Театр Клары Гасулъ на кокандской арбе	166
Театр на колесах	169
Art - TV
Узбекское телевидение: до и после программы "Время"	177
"Театр и время"	183
"Страница истории"	188
Монолог о мастере	192
Зимою я рисую осень	194
Ракурс	198
"Хайрат"	201
Коллективный портрет в интерьере студии	203
"Три девицы под окном..."	206
"Во сне я горько плачу..."	208
Театр абсурда?	215
Разные театральные времена	217
Семейный альбом	222