Театр Овлякули Ходжакули

Овлякули Ходжакули (его зовут чаще так, хотя правильней, Овлиягули Ходжагули) родился 29 августа 1959 года в Туркмении.
Окончил в 1986г. режиссерский факультет Ташкентского театрального института.
В 1988-1989 годах занимался в творческой лаборатории под руководством М. Туманишвили (Тбилиси).
С 1986 по 1990 год работал главным режиссером Чарджоуского Музыкально-Драматического театра (Туркменистан).
Руководил театром-студией и Ашхабадским ТЮЗом (1991-93гг.)
Овлиягули Ходжагули работал в театрах Туркмении, Украины, Киргизии, Казахстана, России и Узбекистана.
Из полусотни поставленных им спектаклей на международных театральных фестивалях в Ашхабаде, Ташкенте, Бишкеке, Львове, Киеве, Москве, Польше, Германии, Финляндии и Италии получили награды: "Король Лир" У.Шекспира,"Саломея" О. Уальда, "Женщина в песках" К.Абэ, "Иосиф и его братья" Т.Манна, "Самоубийство влюбленных на острове Небесных сетей" М.Тикомацу, "Раксу Самоъ"и "Язык птиц" Алишера Навои, "Каин и Авель" Дж.Байрона и К.Донготарова.
Кроме того, им были поставлены спектакли: "Медея" Еврипида, "Кровавая свадьба" Ф.Г.Лорки, "Царь Эдип" Софокла, "Натан Мудрый" Г.Э.Лессинга, музыкальные представления "Рэпши" и"Мавриги"
Сняты фильмы: художественный "Эдип" и документальный "Плывущий против течения" о И.В.Савицком.
Режиссер Всея Центральной Азии
Театр Овлякули Ходжакулиева представляет собой парадоксальное явление позднего постсоветского культурного пространства Центральной Азии. Сочетание навыков русской театральной школы с современными "суверенными" представлениями о художественном облике театра, свободного от идеологических шор советской поры. Овлякули Ходжакули, не потерявший во Времена Перемен своих глубоких пристрастий к истинно художественным поискам на театре, очень быстро становится самым востребованным режиссером Центральной Азии. Его театр евразийских метафор, не знавший конъюнктурных, прагматических, временных целей, обращен к вечным общечеловеческим идеям, страстям и чувствам… Искусство Овлякули Ходжакули - родом из детства. Его театр - театр пронзительно выразительных решений. Это - чистые и глубокие воспоминания детства, пересекающиеся с извращенно-трагическими страстями взрослой жизни ("Царь Эдип"). Это - замечательная пластическая линия естественных начал: земли, воды, огня, растений, песчаных барханов, перебивающаяся ритуальными ритмами древних танцев (к примеру, индийских в "Шафрановом сари"). Содержательное сочетание европейской театральной школы с ориентальным стихотворным текстом - опять же мистические ритмы танцев Суфи в космическом поэтическом пространстве ("Раксу Съамо" -"Космические танцы"). И почти противоположная ситуация - классический европейский текст в ориентальной интерпретации, классический европейский сюжет, препарированный восточной ментальностью; открытый трагический сюжет в закрытом пространстве восточных страстей и чувств ("Царь Эдип"). Поначалу может показаться неожиданным в этом ряду восточно-европейских экспериментов появление сугубо авангардного, экспрессионистского проекта, - спектакля "Саломея" по Оскару Уайльду на сцене Казахского театра. Но это же может говорить о том, что театр Овлякули Ходжакулиева никак не ограничивает себя временными, географическими, стилевыми рамками. В известном смысле театр Овлякули - это тотальный театр. Как и сам Овлякули Ходжакули - человек мира.
К. Артыков
Слуга и повелитель искусства
Этот человек целиком погружен в театральное искусство! Имя Овлиягули (или Овлякули) дословно переводится как "раб Бога" и, наверное, по воле Бога он стал и рабом искусства.
Режиссер похож на сгусток энергии, в котором всегда что-то спорится, меняется, растет и отмирает. Его спектакли будто "сшиты" из "лоскутков". Его театр невозможно отнести к какому-то одному из видов. Все вместе - это синтез театра психологического, площадного и театра представления.
Динамичность, высокая эмоциональность и чувственность характерны для работ Овлякули. Его актеры часто "кричат" о своих чувствах, параллельно ярко выражая их языком тела. Помимо того, что режиссер старается держать зрителей в постоянном эмоциональном напряжении, он также любит удивлять их необычной сценографией, предпочитая использовать природные, необработанные материалы, создавая сценографию и костюмы. Например, песок в спектакле "Женщина в песках", зерна пшеницы ("Иосиф и его братья"), вода ("Айвовые сны Насреддина"), коконы шелкопряда ("Каин и Авель"), огонь и глина ("Эдип") и многое другое. Овлякули любит экспериментировать с классическими пьесами и почти не ставит современные. Пьеса является для него "цветной бумагой", из которой он создает свой спектакль - "аппликацию". Режиссер не всегда соблюдает строгую последовательность действий в пьесе, и часто отбрасывает все, что не соответствует его идее. Так "Каин и Авель" Дж. Байрона превратился в спектакль о братстве и мире между людьми.
Метод работы режиссера с актерами можно назвать бесцеремонным, в репетициях почти отсутствует "застольный" период (читка пьесы). Актер учит слова непосредственно в действии. Режиссер объясняет актеру свою идею и ставит перед ним цель в виде желаемого образа. Часто актеры копируют режиссера, что дает повод критикам говорить, что актерская игра в его спектаклях слабее режиссерской задумки и сценического решения.
У Овлякули есть такая особенность: он может поставить несколько спектаклей по одной и той же пьесе, интерпретируя её при этом с разных точек зрения. Обычно он делает это в разных театрах и с разными актерами. В итоге получаются абсолютно разные спектакли. Яркие примеры этому - несколько вариантов спектаклей "Женщина в песках", "Саломея", "Король Лир", "Эдип".
Работы Овлякули никого не оставляют равнодушным. Зритель или принимает и соглашается с идеей режиссера, или категорически протестует. В последнее время Овлякули черпает материалы из восточной литературной философии. Точнее, из работ Аттара и Навои. Прежде всего режиссеру близко и важно суфийское направление этих авторов, причем идею суфизма режиссер понимает как отречение от своих земных желаний и стремление к Богу.
Эта идея подробно раскрыта в его последнем спектакле ("Язык птиц" по версии Аттар и Навои), над которой он сейчас продолжает работатать. Многообразие фольклора тюркских народов служит источником для этого спектакля. Его постановка осуществляется с молодыми актерами, "вчерашними" выпускниками театрального института в Национальном Академическом театре Узбекистана. Актеры поют макомы, играют на дойре, исполняют хорезмские, бухарские, андижанские, уйгурские народные танцы. Напомним, что по сюжету поэм Навои и Аттара птицы, потеряв правителя, ищут ему достойную замену. Однако среди своих они его не находят и по предложению Удода, отправляются в поиски справедливого и мудрого царя "Симурга". На пути птицы перелетают семь долин. Согласно учению суфиев, семь долин - семь ступеней на пути к Богу, необходимые для очищения. Достигнув цели, оставшиеся тридцать птиц видят не Симурга, а только самих себя ("си - мург" по - персидски и означает "тридцать птиц").
По мысли режиссера, человек сам по себе - целый мир, необъятная вселенная духа, высокого интеллекта, и, преодолевая трудности, выдержав испытания, он может достичь высокой степени совершенства.
Гюнеш Ходжакулиева,
студентка 4 курса театроведческого отделения
Ташкентского государственного института искусств им. М. Уйгура
Пресса об Овлякули
Весной 2004 года в Ташкенте в рамках международной театральной встречи Овлякули Ходжакули представил публике новое прочтение трагедии "Эдип". Впоследствии им был снят и небольшой фильм под этим названием. Интересным впечатлением от него поделился кинокритик С. Кудрявцев на страницах сайта www.cinema.km.ru:
"...Ходжакули, ныне оказавшись человеком без гражданства, своеобразным "перекати-поле", вынужденным жить и творить за пределами своей родины, вполне мог бы примерить на себя судьбу Эдипа, который бежит из Коринфа, опасаясь пугающих пророчеств, и попадает в Фивы, где даже становится царём и заводит семью с Иокастой, женой прежнего властителя Лаия, погибшего в пути - якобы от рук каких-то разбойников. Но постановщик ограничился исполнением почти бессловесной роли этого самого Лаия, являющегося в коротких кадрах ретроспекций - словно неотступная мука преследует и гнетёт Эдипа, вспоминающего о своей роковой встрече на перекрёстке дорог с тем, кого ему изначально было предписано убить, хотя и без знания, что неизвестный путник - родной отец. ...Данная экранизация, к манере которой (достаточно необычной и порой экстравагантной) ещё надо привыкнуть, вообще отличается тем, что отнюдь не замыкается на пресловутом "эдиповом комплексе". А ведь искусство ХХ века, как остроумно заметил один из исследователей творчества Софокла, уже не может воспринимать эту трагедию вне сильного влияния со стороны Фрейда. Вот и самый прославленный киновариант "Царь Эдип", осуществлённый в 1967 году итальянским литератором, культурологом и режиссёром Пьером Паоло Пазолини, напрямую связан с его личными и глубоко интимными впечатлениями от собственного детства. Впрочем, и Пазолини знаменательно пытался вырваться из рамок традиционных представлений о греческих трагедиях, намеренно поместив действие в более "варварскую среду", снимая на натуре в Марокко. Не имея подтверждений, что Овлякули Ходжакули действительно видел этот фильм, следует отметить безусловную художественную перекличку двух произведений при сохранении ими исключительно своего взгляда на интерпретируемый сюжет.
Постановщик нового "Эдипа", сведя повествование практически к диалогу между Эдипом и Иокастой, которые с тайной тревогой, а потом и с неописуемым страхом узнают о том несмываемом позоре, что настиг их по воле богов, умудряется в столь захватывающей интриге, пригодной для современного мелодраматического триллера с психопатологическим содержанием, выявить глобальную и невероятно актуальную мысль. И это, кстати, оправдывает несколько странную "дислокацию" ленты Ходжакули, вынесенной куда-то в пустое пространство среднеазиатской пустыни. Его Эдип в яростном порыве чувств произносит примерно такую фразу (если перевести с туркменского на русский): "Я хочу знать свой род. Я хочу знать своё происхождение". Ради интереса даже стоит обратиться к каноническому тексту Софокла в переводе Фаддея Зелинского, где обнаруживается следующее высказывание: "Я же // Свой корень - как ни скромен он - хочу // Увидеть". И далее: "А родичи мои - // Их Месяцами вы зовёте - малым // Меня найдя, поставили великим. // Таким я стал; иным мне не бывать; // Итак, мой род - долой с тебя завесу".
Как ни парадоксально, в этом экранном варианте "Эдипа" звучит в полный голос мотив поиска не столько личной, сколько родовой, национальной и общественной идентичности. И даже малый народ, некогда причисленный к большой многонациональной семье, которая раньше совсем не считалась "империей зла", не мог не ощущать собственное величие в составе могущественного государства, являвшегося одной из сверхдержав мира. Подобно Эдипу, подобранному и воспитанному чужими родителями, которых он принимал за единокровных, а позже бежал от них прочь, чтобы не впасть в искушение отцеубийства и сожительства с матерью, бывшие "братские республики" под воздействием неких центробежных сил слишком поспешно покинули "союз нерушимый", надеясь обрести иную судьбу на опустошённой постсоветской территории, продуваемой всеми ветрами на свете ".
О другом спектакле Овлякули Ходжакули размышляет в статье "Маленький театр древнего города" известный ташкентский искусствовед Ильдар Мухтаров:
"К числу наиболее интерсных событий узбекского театра последнего времени можно отнести спектакль "Каин и Авель", поставленный в театре "Эски мачит" режиссером А.Ходжакулиевым. (Литературная версия Г. Донгатарова по мотивам драмы Дж.Байрона "Каин"). Притча о первом братоубийстве широко известна и в христианском, и в мусульманском мире. Драматург и режиссер существенно трансформируют пьесу Байрона в соответствии с восточным преданием. Восток напоминает о себе унылой мелодией, деталями оформления и костюмов, именами, измененными согласно восточной традиции Каин - Кобил, Авель - Хобил, Ева - Хавва, Люцифер - Елпек... Приближение действия спектакля к месту рождения трех религий, хотя и достаточно условное, не свойственно мышлению Байрона, но привлекательно для режиссера А.Ходжакулиева, известного склонностью к изысканной эстетической форме. Ориентализация известной западной драмы - не просто дань этой склонности. Конфликт и психологические реакции персонажей драмы англосакса Байрона осмыслены в спектакле с точки зрения восточного, точнее - мусульманского менталитета. Религиозный аспект естествен для произведения, в основе которого лежит библейская притча и кораническое предание. Но для современного театра и зрителей не менее важны социально-нравственные итоги, согласующиеся в спектакле с религиозными. В трактовке театра история падения и раскаяния Каина прозвучала как протест против братоубийства и насилия, как утверждение согласия и созидания в качестве высших общечеловеческих ценностей." (Источник: http://www.orexca.com)
Читайте также интервью и беседы 1 2 3 с режиссером и статью в википедии.