Театр Овлякули Ходжакули

Медея

18 февраля 2007 года в помещении Узбекского Театра юного зрителя играли "Медею".

Перед спектаклем - для тех, кто впервые пришел в новое помещение этого старейшего театра - несколько слов о ТЮЗе и о репертуаре 78 сезона сказал его художественный руководитель, Алимджан Салимов. Затем он так представил зрителям режиссера Овлякули Ходжакули: "Я по секрету могу сказать, что в 1994 году мы с ним вместе возвращались с международного фестиваля и оказались в одном вагоне. Мы всю ночь проговорили, и я уговаривал его переехать в Ташкент. Вскоре он, действительно, оказался в Ташкенте и у нас в театре поставил несколько спектаклей. А сейчас он ставит спектакли по всему миру..."

Вкратце о спектакле и о связанном с ним проекте сам Овлякули  рассказал следующее: "Проект был организован Фондом Японии. Проект большой, в нем участвуют режиссеры из трех стран: Ирана, Индии и Узбекистана. Нам было предложено выбрать из древнегреческих трагедий тему, касающуюся проблем женщин. Иранский режиссер выбрал Иокасту ("Царь Эдип"), индийский - Клитемнестру, мы же выбрали "Медею". И первая премьера уже состоялась в январе в Индии. Сегодня у нас в Ташкенте - вторая премьера этого проекта, а следующая - состоится в Японии, в Токио, в октябре этого года. На этом проект не заканчивается, в дальнейшем, в течение нескольких лет, эти спектакли будут показаны на международных театральных фестивалях. Так что наше сотрудничество продолжится и я рад приветствовать здесь представителей посольства Японии в Узбекистане и выразить им искреннюю благодарность. Так же хочу поблагодарить руководство Узбекского ТЮЗа за предоставленную возможность показать вам этот спектакль".

Бремя страстей …

Художественная композиция Овлякули Ходжакули, названная по имени главной героини Медеи, составлена из пратекстов разных времен и разных авторов (Эврипид, Сенека, Л. Разумовская). Как и в литературной основе, так и в сценической композиции эклектика (сознательно нарочитая, открытая и эпатирующая, взрывчатая смесь: стилей, эпох, сознаний, пластических решений, ритмических и мелодических переливов и переходов) - есть главная формообразующая доминанта этого действа. Эту очень компактную по форме и очень емкую сценическую композицию, строго говоря, язык не поворачивается назвать "спектаклем". Сочинение О. Ходжакули - явление гораздо более стихийное, по природе своей гораздо менее рациональные, нежели хорошо поставленный спектакль. Скорее, это представление можно назвать хореодрамой, в которой отчетливо слышны лишь далекие отголоски античного хора. Но в нем буйствуют архаичные, варварские силы Востока, умноженные энергией театрального авангарда, изощренной эстетикой изобразительного искусства ХХ века - вспомним "Танцы" Анри Матисса. (Дизайн костюмов - Мария Сошина)

Тупые, обрывающиеся звуки ступок, глухой звук громадной дойры и передающиеся по цепочке пластические реплики, срывающиеся голоса, изредка как бы набредающие на небольшой отрывок мелодии - вся эта звуковая, шумовая, пластическая партитура представления составляет некий праязык. Из обрывков, слогов, стихотворных строк которого складывается неожиданный и стройный язык страстей и чувств. Страсти, чувства и мысли все время как бы перебрасываются от одного персонажа к другому. В этом витийном, архаичном и одновременно авангардном представлении - все стараются скорее избавится от своих забот, от своих мучительных тягот, от бремени чувства. Сначала они, каждый из них, "толчет" свою судьбу, свои горести и печали в своих колдовских ступах. При этом тела их изворачиваются, корчатся, поскольку их душевные ноши им непосильны и им неподвластны.

Чувства Главки прорываются то в обрывках несложенной песни, то чуть не складываются в танец. Даже в коварстве своем и в своей любви она несильна, неглубока и непоследовательна. И жизнь ее оборвется на полуфразе, полужесте, полутанце.

Креонт по недомыслию готов обрадоваться и благословить молодых, ожидая при этом и для себя немного благостей. Но напыщенные жесты, слоновая и при этом гулко пустопорожняя пластика, которой он стремится придать устойчивость и наполнить его величавостью - удручающе легковесны. Таков вот царь - фигляр и демагог.

Ясон красив и содержателен. Он вызывает сочувствие. В его пластике есть вполне осмысленная и осознанная измена - перемена чувств. Но во всем его облике, в ритмическом рисунке орлиных жестов, пластических реплик из грузинского мужского танца, практик восточных единоборств - есть хорошо угадываемый надлом. Он знает силу чувств и страстей, колдовских чар Медеи. И знает, что ни Креонт, ни Главка и никто на свете уже не остановит начавшееся с его предательства крушение Мира.

Раб в представлении - раб по всем статьям. И по ползучей пресмыкающейся пластике, и по низменным чувствам, и по своей привычке получать подачки. Он раб по духу и по образу мыслей.

Хороша в этом круговом ритуальном действии Кормилица. Она своеобразная Кассандра в этом мире интриг и измен. Кормилица - знает, видит, слышит - и большей частью не может говорить, но все предчувствует. Хотя предотвратить ничего не может - она немой свидетель бед.

Медея величава. Медея - мать. Медея в этой круговерти линий, звуков и очевидно услышанного человеческого дыхания, неуверенности, неустойчивости, тревоги - начало и конец. Медея в представлении, начавшемся с измены, поставит точку. Никто: ни фигляр Креонт, ни его не богатая умом дочь Главка, ни умный, но, увы, не мудрый Ясон не знают, не могут, не решают. Всем этим занята Медея. Она знает и может - ей решать. Она носит в себе бремя знаний, бремя воли, бремя страстей. Она слушает свое сердце.

Назовем это представление хореодрамой нового времени. Парадоксально то, что мир наполнен умными словами, терминологией, типологиями, хронологиями и прочими важными знаниями. Но как достучаться до сердца, пересказывая, в очередной раз, известную историю?

Овлякули Ходжакули, Артем Ким (музыкальный руководитель) и Мария Сошина, Малика Искандарова (балетмейстер) сочинили свой язык: архаичный, наивный и вместе с тем действенный язык театрального авангарда. И - да будут услышаны!

К. Артыков

С удовольствием вспоминаю этот спектакль...

...хотя и половины узбекского текста я не поняла, не уловила каких-то деталей. Позади меня хлюпала носом театральный критик и я была с ней солидарна. Не будучи критиком, все-таки попробую высказать, что сумела почувствовать и понять во время спектакля.

Во-первых, - это просто было здорово. Вообще, кажется, что уже могу почувствовать стиль Овлякули, причем - не однообразие, а именно его стиль, манеру. Смесь первозданности, напора, эротичности, архаичности, абсолютной неприглаженности и трагичности его спектаклей - не отталкивают, наоборот.

Во-вторых, прекрасно играли актеры.

Например, Ибрагимова Малика, чудно сыгравшая Кормилицу, в своеобразном, но очень "подходящем" для этой роли костюме. До сих пор перед глазами некоторые моменты из ее роли, ее жесты - как она сцеживала у Медеи молоко для младенцев, как она била кулаками по полу в отчаянии... Она была служанкой, и в то же время это - зловещая служанка, старая Парка.

Поначалу с Медеей между нами "контакта" не было. Возможно, "перебивала" Мария Каллас в роли Медеи из фильма Пазолини. Но когда Зулайхо Бойхонова попыталась запеть, а песня будто гасла, тут я растаяла, она меня покорила. Эта полупесня-полувоспоминание-полурыдание о былой любви, радости - будоражила гораздо сильнее, чем если бы она ее спела во весь голос... Незабываемая, очень неожиданная и ёмкая сцена детоубийства. Вообще, сильных моментов в игре этой актрисы много. Возможно, не весь рисунок этой роли был четок и высок, но в целом, узбекская Медея в этом спектакле - вполне убедительна, на мой взгляд.

И Ясон, в общем, хорош - особенно, если убрать некоторый глянец, по-моему, несовместимый с греческой трагедией.

Запомнился Раб, играющий куклами, рассказывая зрителю прошлую историю любви Медеи и Ясона.

И Главка - никакая, просто дочка своего отца, пустого и громогласного Креонта.

Вообще показались интересными и колоритными костюмы Маши Сошиной, их легкость, летучесть. Хотя, может быть, они раздражали актеров тем, что иногда "совались" то вперед, то назад по плечам и те, бывало, наступали на подолы. Но, например, крылышки по бокам - именно своей нефункциональностью завораживали, забавляли. Хорошо ли, когда костюмы немножко забавны в трагедии? Думаю, да, они добавляют детскости, полета.

Музыкальное сопровождение спектакля, скорее, можно назвать "акцентным". Когда актеры бьют в эти ступы, создается тот же контраст забавного, детского, нелепого - и трагичного. Что и снижает накал страстей, и переводит всё в какую-то странную психологическую плоскость, в какую-то дикость и безумие...

И все-таки для меня Овлякули Ходжакули так и остаётся книгой за семью печатями. Чувствуется, какая это необыкновенная, огромная, интересная книга ...

М. Стальбовская, февраль 2007 г.