О Машрабе, летающем в пустоте
Тот, кто не видел спектакля театра “Ильхом”, то пусть пойдет, увидит и победит. Победит хотя бы часть себя самого.
Я не буду говорить о масхаробозах и площадном театре – о них и без меня все сказано. Цель здесь совсем иная – рассказать о спектакле, который можно оценивать (ни больше ни меньше) как очередной акт воли художника и гражданина.
Восточная мудрость, изложенная еще Навои, гласит: “Умный человек говорит правду, но говорить правду всегда – не свойственно умному человеку”. И все-таки нашего героя, Машраба, который со своими злыми шутками обращается вовсе не к зрителям, а к тем теням, о которых даже подумать страшно, - глупым не назовешь. Юродствующий дервиш спорит с такой опасной материей, что поневоле пугаешься его смелости, разрывающей с ментальными заповедями, не принимающей самого заповедника, в котором так бережно охраняют друг друга те, кого мы вежливо назовем оппонентами Машраба. Им враждебен смысл слов: “Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше”, - свою власть они вырастили сами: из своих семян, в своих кадках, на своем подоконнике. “Меч в руках безумца не так опасен, как власть в руках негодяя”, - говорил один древний грек. Мертвым позволено намного больше и Машраб Бабарахим ныне столь же неуязвим, как тот грек. Но все поведение живого Машраба – поступки самоубийцы, то есть слишком честного человека. Ставить спектакль об этом знаменитом нонконформисте вполовину – означало бы выкопать его из могилы и убить повторно. И представление о великом суфии не имело права расходиться с ним “стилистически”.
Спектакль уже успел получить букет упреков - их содержание, как и авторы, были вполне предсказуемы. Суть их недовольства в следующем:
Это - моветон. Существует некий предел, за который лучше не переступать. В спектакле присутствуют “провокационные” моменты, когда зрителям напоминается, что у человеческих существ имеются гениталии и что ими можно пользоваться самыми забавными способами. Но суть подобных напоминаний в том, что З. Фрейд обозначил как три самых смешных темы: секс, политика и задница. В “Полетах М.” эти три понятия переплетены друг с другом настолько тесно, что разъединить их – значит уничтожить все, на чем держится храм пародии. Зрителю кажется, что его хотят скомпрометировать, что либо он подглядывает в баню, либо режиссер под видом банщика заглядывает в его интимнейшие состояния. Для того, чтобы разъять на части одну из самых темных сторон нашей жизни (которую мы не назовем), авторы берут самые острые и хорошо заточенные инструменты. После чего, раскладывая члены трупа на анатомическом столе, режиссер дает нам рассмотреть, как смешно и бессильно они смотрятся, потеряв единство и силу
Это не ново. То есть, эта нота “до” уже звучала у Бетховена и более того, я уже слышал ее в Вашем сочинении! Что здесь ответить? Не в праве ли автор пользоваться тем, что принадлежит ему или взято у “самого народа”? Пусть “Машраба” называют продолжением “Счастливых нищих”. Это далеко не самое плохое сравнение. Но, не споря о вкусах, скажу, что “Машраб” мне ближе: он, в каком-то смысле, доводит до логического конца заведомо абсурдное.
Это не понятно что такое. Спектакль-де сумбурен и совершенно не последователен. Со зрителем, который высказывается: “они все бегают и кричат” или приблизительно так, говорить – одно удовольствие. На все аргументы и факты он отвечает "взглядом на новые ворота". Но, во-первых, в “Полетах Машраба” есть хотя бы эмоциональная взвешенность в последовательности эпизодов; во-вторых, у него, при внимательном рассмотрении, могут быть найдены и все прочие составляющие: мы проходим сквозь весь машрабовский алфавит от “а” до “я”, но, к несчастью, отдельные граждане прочитывают только буквы “б”, “ё”, “п” и “х”...
Основная претензия к самому режиссеру заключается приблизительно в следующем: “Марк Яковлевич, вы уже такой заслуженный человек и могли бы просто раз в году появляться на балконе, чтобы в установленный час благословлять толпу. Ваши заслуги обеспечили Вам памятник и место в истории в любом случае. И не подумайте, что в монументе окажется меньше мрамора или золотого татуажа. Будет и подсветка в сумеречное время и голубей мы отгоним, чтобы не машрабничали. Но если, дорогой Марк Яковлевич, Вы это понимаете, то отчего не почиваете на лаврах, отчего не катаетесь на лыжах? отчего Вы оскорбляете нас, матерей и отцов, напоминанием, откуда берутся дети, о том, какие Папы срут на головы своим чадам. Не забывайте, что Вы еще уязвимо живы, чтобы говорить правду до такого чересчур победного конца”.
Иначе говоря, режиссеру намекают, что в его возрасте можно иметь чуточку больше галантной близорукости. Был бы Марк Вайль подслеповатее – вот и ладненько. Матери бы водили своих формирующихся детей-подростков на вайлевские спектакли и мальчики-девочки умилялись бы безопасным бурям и фальшивым завываниям. Но в том то и проблема, что буря вполне может грянуть и тогда стыдно будет.
Главный недостаток постановки, на мой взгляд, в том, что к Моцарту она несколько искусственно привязана. Его музыка, без сомнения, прекрасно подходит к действию любого спектакля, даже если бы я просто сидел на сцене и делал “разные вещи”. Но когда на сцене появилась кукольная фигурка самого Моцарта, я зажмурил глаза и прошептал про себя: “Боже! Иоганн Себастьян! не позволь им вложить в уста этого солнечного гения слова, вроде: “а вот и мой пипис!” :-)
Но у Марка Вайля достаточно такта, подсказывающего, что именно позволено Юпитеру, а что – быку. И потому скоты стоят отдельно от венского классика.
Вполне возможно, что мною была вновь истерзана и перегнута палка. Возможно, в каком-то смысле я перестарался со своей “защитой”, вряд ли так уж необходимой Марку Вайлю.
Но его защита нужна нам. Мы можем не соглашаться с чем угодно в “Ильхоме”, но скажу просто: его не будет – мы сдохнем.
Беда в том, что люди берутся рассуждать о художественной стороне спектакля так, словно он был задуман как эстетское зрелище. Когда Машраб тычет пальцем в кучу дерьма, лежащую на троне, зачем же мы рассуждаем о пальце?
Как-то Дмитрий Пригов сказал, что помимо Советской Власти земной была еще Советская Власть небесная. Театр, наверное, и не может изменить что-либо на земле, но небо – в его компетенции. И возможно, мы стали свидетелем чуда: одиноко стоящее посреди поля дерево бьет молнией в черное ночное небо, пробивая бороды туч и попадая в самый престол Зевса.
Да, Машраб мог называть себя бабочкой. Но он – не насекомое.
Д. Тихомиров.